Священномученик Александр родился 13 октября 1879 года в селе Троицко-Раменском* Бронницкого уезда Московской губернии в семье священника Сергея Алексеевича Парусникова, служившего в этом селе в Троицкой, при озере Борисоглебском, церкви.
У отца Сергия и его супруги Александры Герасимовны родилось тринадцать детей, Александр был двенадцатым ребенком. Александра Герасимовна скончалась от туберкулеза в возрасте сорока шести лет, и их старшая дочь Ольга помогала уже отцу растить младших детей.
В 1895 году Александр окончил Донское духовное училище, в 1902 году – Московскую Духовную семинарию, но, не намереваясь быть священником, в 1903 году поступил в Императорское техническое училище в Москве. В 1908 году отец сообщил ему, что предполагает выйти за штат, и призвал сына принять сан священника и занять его место, и тот согласился, проявив сыновнее послушание, но что еще более важно – послушание Церкви, давшей ему образование, чтобы служить верующему народу.
Незадолго перед принятием сана Александр познакомился в Раменском с
Александрой Ивановной Пушкаревой. Она родилась 9 апреля 1886 года; ее отец
умер рано, и она жила с бабушкой Варварой и матерью Надеждой Алексеевной,
работавшей на бумагопрядильной фабрике Малютиных.
Александрой Ивановной Пушкаревой. Она родилась 9 апреля 1886 года; ее отец
умер рано, и она жила с бабушкой Варварой и матерью Надеждой Алексеевной,
работавшей на бумагопрядильной фабрике Малютиных.
У отца Александра
и Александры Ивановны родилось впоследствии десять детей.
6 мая 1908 года митрополит Московский Владимир (Богоявленский)*
рукоположил его во священника к Троицкой церкви, в которой он и прослужил до
ареста
и Александры Ивановны родилось впоследствии десять детей.
6 мая 1908 года митрополит Московский Владимир (Богоявленский)*
рукоположил его во священника к Троицкой церкви, в которой он и прослужил до
ареста
Прихожане любили отца Александра за его доброту, отзывчивость и
нестяжательность. Уже в советское время, когда он уезжал на требы в деревню,
Александра Ивановна, бывало, говорила ему:
– Отец, ты уезжаешь в деревню. Если тебе что-нибудь подадут, ты не
забывай, что у нас в доме ничего нет.
нестяжательность. Уже в советское время, когда он уезжал на требы в деревню,
Александра Ивановна, бывало, говорила ему:
– Отец, ты уезжаешь в деревню. Если тебе что-нибудь подадут, ты не
забывай, что у нас в доме ничего нет.
– Ладно, – говорил отец Александр.
А приезжал без продуктов. Александра Ивановна взглянет на него и
спросит:
– Ничего нет?
– Как я там возьму, когда там то же, что и у нас, – отвечал он.
нему часто приходили для бесед молодые люди, с которыми он вел беседы на
разные темы, но чаще всего о вере и Боге. С детьми он всегда был ласков,
никогда их не наказывал, только говорил: «Не ссорьтесь, не ссорьтесь».
С пришествием советской власти начались гонения на Русскую
Православную Церковь, и семье священника пришлось тяжело, и если бы не
помощь прихожан, то было бы трудно и выжить. Все члены семьи священника
стали лишенцами, им не полагались продуктовые карточки, а значит, и все
государственные магазины были закрыты для них, а частные были редки, и в них
все было чрезвычайно дорого.
Один из эпизодов тех лет. Сочельник перед Рождеством Христовым, завтра
великий праздник, а у них в доме ничего нет, даже хлеба. Александра Ивановна
сидит за пустым столом грустная. Отец Александр собирается идти в храм ко
всенощной, открывает дверь на крыльцо и кричит: «Мать, иди сюда!» Александра
Ивановна вышла, и видит – на крыльце стоят два мешка, а в них хлеб, крупа и
картофель. «Вот тебе и праздник», – говорит отец Александр жене.
В эти годы в Троицком храме кроме отца Александра служили священники
Николай Фетисов, Сергий Белокуров* и иеромонах Даниил. Все они жили
достаточно дружно, помогая друг другу выплачивать зачастую непосильные для
них налоги. Крошечные пожертвования прихожан, состоявшие в основном из
мелочи медью, пересчитывались и отдавались поочередно одному
из священников для уплаты налогов.
В конце двадцатых годов у отца Александра отобрали полдома, поселив
туда начальника местной милиции, сын которого работал в Московском ОГПУ.
Сам он болел туберкулезом в открытой форме, от него впоследствии и скончался.
Обычным его занятием было ходить по дому, в особенности в той половине, где
жила семья священника, и плевать. Александра Ивановна не раз становилась
перед ним на колени и, умоляя его не делать этого, говорила:
– Мы виноваты, но пощадите детей.
– Поповская сволочь должна дохнуть, – говорил тот в ответ.
Вскоре в семье священника заболел туберкулезом сын, затем другой, затем
заболела дочь, потом другая дочь. Не проходило года, как Александра Ивановна
провожала кого-нибудь из детей на кладбище.
Поскольку дети, живущие с родителями-лишенцами, и сами считались
лишенцами, теряя право на получение продуктовых карточек, Александра
Ивановна пробовала распределить их по знакомым и родственникам. Но трудно
им было жить у чужих людей без родителей, которых дети горячо любили, и они
тайно от милиционера-соседа ночами возвращались домой и спали на сеновале.
разные темы, но чаще всего о вере и Боге. С детьми он всегда был ласков,
никогда их не наказывал, только говорил: «Не ссорьтесь, не ссорьтесь».
С пришествием советской власти начались гонения на Русскую
Православную Церковь, и семье священника пришлось тяжело, и если бы не
помощь прихожан, то было бы трудно и выжить. Все члены семьи священника
стали лишенцами, им не полагались продуктовые карточки, а значит, и все
государственные магазины были закрыты для них, а частные были редки, и в них
все было чрезвычайно дорого.
Один из эпизодов тех лет. Сочельник перед Рождеством Христовым, завтра
великий праздник, а у них в доме ничего нет, даже хлеба. Александра Ивановна
сидит за пустым столом грустная. Отец Александр собирается идти в храм ко
всенощной, открывает дверь на крыльцо и кричит: «Мать, иди сюда!» Александра
Ивановна вышла, и видит – на крыльце стоят два мешка, а в них хлеб, крупа и
картофель. «Вот тебе и праздник», – говорит отец Александр жене.
В эти годы в Троицком храме кроме отца Александра служили священники
Николай Фетисов, Сергий Белокуров* и иеромонах Даниил. Все они жили
достаточно дружно, помогая друг другу выплачивать зачастую непосильные для
них налоги. Крошечные пожертвования прихожан, состоявшие в основном из
мелочи медью, пересчитывались и отдавались поочередно одному
из священников для уплаты налогов.
В конце двадцатых годов у отца Александра отобрали полдома, поселив
туда начальника местной милиции, сын которого работал в Московском ОГПУ.
Сам он болел туберкулезом в открытой форме, от него впоследствии и скончался.
Обычным его занятием было ходить по дому, в особенности в той половине, где
жила семья священника, и плевать. Александра Ивановна не раз становилась
перед ним на колени и, умоляя его не делать этого, говорила:
– Мы виноваты, но пощадите детей.
– Поповская сволочь должна дохнуть, – говорил тот в ответ.
Вскоре в семье священника заболел туберкулезом сын, затем другой, затем
заболела дочь, потом другая дочь. Не проходило года, как Александра Ивановна
провожала кого-нибудь из детей на кладбище.
Поскольку дети, живущие с родителями-лишенцами, и сами считались
лишенцами, теряя право на получение продуктовых карточек, Александра
Ивановна пробовала распределить их по знакомым и родственникам. Но трудно
им было жить у чужих людей без родителей, которых дети горячо любили, и они
тайно от милиционера-соседа ночами возвращались домой и спали на сеновале.
В школе детей отца Александра преследовали как детей священника,
показывая им в каждой мелочи, что они неравноправны относительно других.
Если дома они что и поедят, то в школе уже сидят весь день голодные. Других
детей администрация школы распорядилась кормить: им давали завтрак, а детей
священника отсаживали в это время на отдельную лавку.
Отец Александр шел как-то по улице с дочерью, держа ее за руку, а люди,
идущие навстречу, оборачивались и плевали священнику вслед. Дочь крепче
сжала руку отца и подумала: «Господи, да он же самый хороший!» Священник
почувствовал, как тяжело все это переживает дочь, и, успокаивая ее, тихо сказал:
«Ничего, Танюша, это всё в нашу копилку».
Семья священника до последней возможности держала корову, которая, как
и во многих семьях тогда, стала единственной кормилицей, но и она властями
была отобрана. Отец Александр был в это время в храме. Вернувшись домой, он
увидел пришедших в смятение домашних и спросил, что случилось.
Александра Ивановна сказала:
– Корову увели у нас со двора.
– Корову увели? Пойдемте все быстренько; детки, вставайте на коленочки.
Давайте благодарственный молебен отслужим Николаю Чудотворцу.
Александра Ивановна с недоумением посмотрела на него и воскликнула:
– Отец?!
– Сашенька, Бог дал, Бог взял. Благодарственный молебен давайте
отслужим, – сказал отец Александр, тем самым показывая, как надо отвечать на
злобу незлобием и Господа благодарить не только за сладкое, но и за горькое,
чтобы благодарным принятием горького вкусить душе плоды райские.
показывая им в каждой мелочи, что они неравноправны относительно других.
Если дома они что и поедят, то в школе уже сидят весь день голодные. Других
детей администрация школы распорядилась кормить: им давали завтрак, а детей
священника отсаживали в это время на отдельную лавку.
Отец Александр шел как-то по улице с дочерью, держа ее за руку, а люди,
идущие навстречу, оборачивались и плевали священнику вслед. Дочь крепче
сжала руку отца и подумала: «Господи, да он же самый хороший!» Священник
почувствовал, как тяжело все это переживает дочь, и, успокаивая ее, тихо сказал:
«Ничего, Танюша, это всё в нашу копилку».
Семья священника до последней возможности держала корову, которая, как
и во многих семьях тогда, стала единственной кормилицей, но и она властями
была отобрана. Отец Александр был в это время в храме. Вернувшись домой, он
увидел пришедших в смятение домашних и спросил, что случилось.
Александра Ивановна сказала:
– Корову увели у нас со двора.
– Корову увели? Пойдемте все быстренько; детки, вставайте на коленочки.
Давайте благодарственный молебен отслужим Николаю Чудотворцу.
Александра Ивановна с недоумением посмотрела на него и воскликнула:
– Отец?!
– Сашенька, Бог дал, Бог взял. Благодарственный молебен давайте
отслужим, – сказал отец Александр, тем самым показывая, как надо отвечать на
злобу незлобием и Господа благодарить не только за сладкое, но и за горькое,
чтобы благодарным принятием горького вкусить душе плоды райские.
Протоиерей Александр Парусников
С тех пор, как у них не стало коровы, каждый день на крыльце появлялась
корзинка с бутылью молока и двумя буханками хлеба. Старшие дети долгое
время дежурили у окна, выходящего на крыльцо, чтобы узнать, кто приносит им
хлеб и молоко. Бывало, до глубокой ночи высматривали, но так им и не удалось
увидеть благотворителя.
По ночам отца Александра часто вызывали в НКВД и однажды сказали:
– Уходи из церкви, ведь у тебя столько детей, а ты их не жалеешь.
– Я всех жалею, но я Богу служу и останусь до конца жизни в храме, –
ответил священник.
Бывало, он и ночь в НКВД проведет, а наутро идет служить в храм.
Прихожане уже и не чают его видеть на службе. За долгое и безупречное
служение отец Александр был возведен в сан протоиерея и награжден митрой.
Во время гонений на Русскую Православную Церковь в конце тридцатых
годов были последовательно арестованы все священники Троицкого храма;
последним, 24 марта 1938 года, арестовали отца Александра. Незадолго до его
ареста лжесвидетели дали против него показания.
СЛЕДОВАТЕЛЬ ПОДРОБНО РАССПРАШИВАЛ ЕГО О ТОМ, С КЕМ И КОГДА ОН БЕСЕДОВАЛ В ЦЕРКОВНОЙ СТОРОЖКЕ, КТО И КАКИЕ АНТИСОВЕТСКИЕ РАЗГОВОРЫ ВЕЛ, И КАКИЕ АНТИСОВЕТСКИЕ ВЫСКАЗЫВАНИЯ ДЕЛАЛ САМ СВЯЩЕННИК И В КОНЦЕ СПРОСИЛ:
– Признаете ли вы себя виновным в клевете на руководство партии и
правительства?
– Виновным себя не признаю.
13 мая отец Александр был снова допрошен.
– Скажите, признаете ли вы себя виновным в проведении вами
контрреволюционной деятельности среди местного населения города
Раменское?
– Я в предъявленном мне обвинении... виновным себя не признаю, а посему
поясняю: контрреволюционную деятельность я нигде, никогда не проводил и ни с
кем никогда не разговаривал и не беседовал на эти темы.
В тот же день отцу Александру были устроены очные ставки со свидетелями.
Все свидетельства он категорически отверг
– Признаете ли вы себя виновным в клевете на руководство партии и
правительства?
– Виновным себя не признаю.
13 мая отец Александр был снова допрошен.
– Скажите, признаете ли вы себя виновным в проведении вами
контрреволюционной деятельности среди местного населения города
Раменское?
– Я в предъявленном мне обвинении... виновным себя не признаю, а посему
поясняю: контрреволюционную деятельность я нигде, никогда не проводил и ни с
кем никогда не разговаривал и не беседовал на эти темы.
В тот же день отцу Александру были устроены очные ставки со свидетелями.
Все свидетельства он категорически отверг
Во все время следствия протоиерей Александр содержался в камере
предварительного заключения при Раменском отделении милиции. Среди
милиционеров был один по фамилии Плотников. В его обязанности входило
водить священника на допросы и в баню. Накануне того дня, когда он должен
был вести отца Александра в баню, он глубокой ночью пришел к Александре
Ивановне и сказал: «Завтра я вашего батюшку поведу. Приходите к мосту и
спрячьтесь под мост. Я к вам его туда приведу».
предварительного заключения при Раменском отделении милиции. Среди
милиционеров был один по фамилии Плотников. В его обязанности входило
водить священника на допросы и в баню. Накануне того дня, когда он должен
был вести отца Александра в баню, он глубокой ночью пришел к Александре
Ивановне и сказал: «Завтра я вашего батюшку поведу. Приходите к мосту и
спрячьтесь под мост. Я к вам его туда приведу».
Александра Ивановна собрала чистое белье, что-то из еды, с учетом того,
что после пыток у отца Александра были выбиты зубы. Священник с супругой
устроились под мостом и разговаривали до тех пор, пока не подошел
милиционер и сказал: «Вы меня простите, батюшка, но пора уже идти». Они
попрощались, отца Александра увели в баню, а матушка пошла домой.
Протоиерей Александр Парусников.
Москва, Таганская тюрьма. 1938 год
Москва, Таганская тюрьма. 1938 год
Из тюрьмы отец Александр передал несколько написанных им на
папиросной бумаге записок, которые пронес один из освободившихся
заключенных в каблуке сапога. В них священник жене и детям писал:
папиросной бумаге записок, которые пронес один из освободившихся
заключенных в каблуке сапога. В них священник жене и детям писал:
«Дорогая Саша, спасибо тебе за то счастье, которое ты мне дала. Обо мне не плачь, это воля Божья».
«Дети мои, всех вас целую и крепко прижимаю к сердцу. Любите друг друга.
Старших почитайте, о младших заботьтесь. Маму всеми силами охраняйте. Бог вас благословит».
Старших почитайте, о младших заботьтесь. Маму всеми силами охраняйте. Бог вас благословит».
«Мой дорогой Сережа, прощай. Ты теперь становишься на мое место, –
писал священник старшему сыну. – Прошу тебя не оставлять мать и братьев и сестер, и Бог благословит успехом во всех делах твоих. Тоскую по вас до смерти, еще раз прощайте».
писал священник старшему сыну. – Прошу тебя не оставлять мать и братьев и сестер, и Бог благословит успехом во всех делах твоих. Тоскую по вас до смерти, еще раз прощайте».
В конце мая следствие было закончено, и отца Александра под конвоем
повели на вокзал. Дочь Татьяна в это время на улице играла с детьми. Увидев, что ведут отца, она подбежала к нему, обняла и через рясу почувствовала, как он в тюрьме исхудал, а отец положил ей руку на голову и ласково сказал: «Танюша,
какая ты стала большая». В это время конвоир ее отогнал, и девочка поспешила к
матери рассказать, что видела отца. Александра Ивановна тут же выбежала из
дома, догнала мужа и вместе с ним и конвоиром вошла в электричку.
Милиционер, войдя в вагон, освободил от пассажиров одно купе, посадил туда
священника и сел сам. Александра Ивановна села сзади мужа. В середине пути
конвоир разрешил ей сесть рядом с отцом Александром, и они смогли о многом
переговорить. Это была их последняя встреча.
2 июня 1938 года тройка НКВД приговорила отца Александра к расстрелу.
5 июня с него была снята фотография для палача, А 27 июня 1938 года ОН БЫЛ РАССТРЕЛЯН и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
ДЕНЬ ЕГО ПАМЯТИ: 14 (27) июня
Составитель жития игумен Дамаскин (Орловский). Житие дано в сокращении.
--------------------------------------------
ВСЕГО знаков = 10 552
Какой сильный духом человек, какое прекрасное лицо! Спасибо!
ОтветитьУдалить