Показаны сообщения с ярлыком оД. Показать все сообщения
Показаны сообщения с ярлыком оД. Показать все сообщения

воскресенье, 2 июня 2013 г.

Открывающие небо. О канонизации новомучеников Российских


Открывающие небо. О канонизации новомучеников Российских

http://www.k-istine.ru/base_faith/sants/sants_orlovskii.htm


Открывающие небо
О значении подвига российских новомучеников и о работе по канонизации новопрославляемых святых мы беседуем с игуменом Дамаскиным (Орловским)

Справка: Игумен Дамаскин (Орловский) родился в 1949 году в Москве.

В 1970-х годах занялся сбором сведений о новомучениках Русской Православной Церкви, пострадавших в гонениях против Церкви в XX веке. В 1988 году принял монашество и рукоположен во иеромонаха. С 1991 года – член Синодальной комиссии по изучению материалов, касающихся реабилитации духовенства и мирян Русской Православной Церкви, пострадавших в советский период. С 1996 года – член Синодальной комиссии по канонизации святых Русской Православной Церкви. В 2000 году возведен в сан игумена. Клирик храма Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе в Москве.

Член Союза писателей России, руководитель фонда "Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви" (www.fond.ru), член научно-редакционного совета по изданию Православной энциклопедии. Автор семи книг "Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия" (1992-2002), составитель полного свода житий новомучеников и исповедников Российских ХХ века (на настоящий момент изданы жития за январь, февраль, март, апрель, май, а также жития тех святых, чья память празднуется только в Соборе новомучеников).

– Почему, как и когда Вы начали заниматься историей новомучеников?

– Я занялся собиранием сведений о новомучениках потому, что считал это своим долгом. Долгом перед Русской Церковью, перед своим народом, среди которого Бог дал счастье родиться. Мы все с вами у Бога много берем, но мало отдаем, получаем благодеяния как должное и не успеваем благодарить. Но когда-то нужно и отдавать. Каким образом в душе рождается самодовлеющее чувство долга и непреложность святой обязанности отдавать – и отдавать, трудясь на определенном поприще – это знает только Господь. Он же и ведет по этому пути. Все внешние обстоятельства по отношению к этому основному факту – преходящи и незначительны.

Когда поприще, или по-церковному – послушание, которое тебе должно проходить, определено, тогда остается только уяснить – как это осуществить, действуя по возможности бесстрастно. И когда ты делаешь не свое, а Божие, то и план, как делать, тебе даст Господь. Первоочередной задачей в начале этого поприща было для меня собирание устного предания – опросы, запись и изучение свидетельств очевидцев.

1970-1980-е годы были последним отрезком времени, когда преклонного возраста свидетели были еще живы, страх, который парализовал народ после прошедшего в стране террора, несколько ослабел, но был еще достаточно силен, чтобы удерживать свидетелей от рассказывания "красивых" историй, и отстранял множество людей, которые за безответственностью и безнаказанностью могли выдавать себя за свидетелей изучаемых исторических событий; таким образом, в те годы кто не знал, тот и не выдавал себя за знающего, а кто знал, тот хорошо осознавал значимость своего свидетельства – что оно есть не просто бытовой рассказ, а свидетельство о мученическом подвиге христианина и, в конечном счете – свидетельство о Христе и Его Церкви, и подходил к этому ответственно и со страхом Божиим. Все церковные свидетели того времени хорошо понимали это и потому скрупулезно пытались сохранить и донести крупицы этих сокровищ, не приукрашивая их человеческим вымыслом. В некотором роде они свидетельствовали о вечности, через их свидетельство доносился освежающий ветер предания, неразрывно связанного с историей Церкви, с гонениями на первых христиан и апостольским временем. Эта атмосфера наполнена Духом Христовым, Который делает жизнь человека по-настоящему ценной и осмысленной. Но времени для опроса оставалось немного, каждый год уносил в мир иной все больше свидетелей, так что, если на первом этапе задача собирания церковного предания еще была осуществима, то в 1990-х годах это стало почти невозможным. Но и на первоначальном этапе собирание предания имело результаты только потому, что была помощь Божия этому делу, которое пестовалось и созидалось Им. Легко ли в незнакомом городе, где живут десять тысяч человек, найти два десятка свидетелей прошлого, бережно сохраняющих его в своей памяти как величайшую святыню? Но Господь указывал именно их, Господь же и подсказывал им, как и о чем нужно поведать.

Когда я приступил к изучению церковного предания, которое в нашу эпоху состоит из исповеднического подвига и мученической кончины членов Церкви, то в стране был в это время материальный и моральный развал, она представляла из себя поле боя после войны, где за смертью физической шла собирать жатву смерть духовная – от выжигающего все стороны жизни безбожия. Внутренний развал в стране как последствие войны против народа превосходит все человеческие ожидания, и только по привычке к беде мы перестаем ее остро переживать и привыкаем к ней. Благодаря исследованию религиозной жизни жителей городов и весей более или менее уяснилась картина на тот момент. К тому времени во всей стране оставалась малочисленная группа преклонного возраста людей, малое стадо Христово людей церковных, которые хорошо помнили наше церковное прошлое и, живя им, были продолжателями его традиций. Они органично связывали с ним свою личную жизнь, сами являлись подвижниками и исповедниками, и в силу сродственности опыта могли адекватно передать свидетельства о мучениках и исповедниках и как в древнем прологе отобразить современные им гонения. Между ними и остальным народом тогда образовалась пропасть, разрыв был таков, что следующее поколение уже ничего не знало о предыдущей истории своей страны и мест, где живет. Какой-то мистический ужас сковал народ огромной страны после революций, гонений, войн и снова гонений.

Кроме устной части церковного предания, оставалась еще письменная, то есть воспоминания, которые свидетели сами записали, и многие из которых в конце ХХ и в начале ХХI столетия были опубликованы.

Прошло около пятнадцати лет, посвященных собиранию устного предания, когда в 1991 году стало возможно изучение архивных материалов, и в частности архивно-следственных дел КГБ. Теперь было можно провести сравнительный анализ фактов устного церковного предания и документов архивов, и Церковь с 1991 года приступила к планомерному изучению архивно-следственных дел для решения последующей задачи прославления новомучеников на основании изучения всех материалов.

– Как образовался Фонд "Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви"? Чем он занимается в настоящее время? Какие задачи стоят перед ним? Планы на ближайшее будущее?

– Фонд "Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви" образовался в 1990-х годах и в 1997 году получил официальную регистрацию. Своей целью он ставит изучение всех проблем, касающихся новомучеников, изучение архивных документов, имеющих общеисторический характер и касающихся взаимоотношений Церкви и государства в советский период, архивно-следственных дел, непосредственно имеющих отношение к мученикам. За восемь последних лет был изучен фонд, состоящий из девяноста шести тысяч архивно-следственных дел и послуживший основой для подготовки к включению в Собор новомучеников Российских – новомучеников Московской епархии, то есть арестованных в Москве и Московской области. Из этих девяноста шести тысяч были отобраны дела, относящиеся к Русской Православной Церкви. Изучение полного фонда является существенно необходимым в подготовке к канонизации.

В реальной жизни все происходит значительно сложнее, чем может себе представить отдельный человек. Например, арестовывают священника в 1937 году, по протоколам допросов мы видим, что он держится мужественно, не идет на компромиссы, не лжесвидетельствует, чтобы облегчить свою участь, не уступает давлению следователей. Если мы здесь остановим изучение, то у нас не останется сомнений в исключительно исповеднической жизни его – но в действительности, если мы ознакомимся со всем архивным фондом, все может оказаться иначе. За два года до последнего ареста сотрудники НКВД вызвали этого священника как свидетеля и потребовали, чтобы он оговорил собрата, а иначе он из свидетеля может превратиться в обвиняемого – и он согласился дать показания против собрата, способствуя юридическому оформлению приговора того к осуждению. Поскольку картотека ведется по фамилиям обвиняемых, а не свидетелей, то найти обвиняемого, который выступил и в качестве свидетеля, можно, лишь изучив весь фонд архивно-следственных дел.

Относительно планов Фонда на будущее следует сказать, что научное изучение архивных материалов, касающееся только прославленных мучеников, представляет из себя безбрежное море. При прославлении мучеников основным, что изучалось, был сам мученический или исповеднический подвиг. Но биографии многих мучеников уходят в дореволюционное прошлое. В силу того, что изучение церковной истории у нас отсутствует по объективным обстоятельствам (до большевистской революции – не успели изучить, после – не дали изучить), поэтому всякий, изучающий биографию того или иного церковного деятеля, вынужден исследовать церковную историю значительно шире поставленной перед ним конкретной задачи, изучать, в каких обстоятельствах жил тот или иной деятель, а также работу тех церковных учреждений, в которых трудился будущий мученик, как например, священномученики архиепископ Пермский Андроник (Никольский), архиепископ Астраханский Митрофан (Краснопольский) или епископ Тобольский Гермоген (Долганев). Их жизни при советской власти было всего около года, а основная часть жизни и церковной деятельности приходится на дореволюционный период, и это значит, что и обращаться нужно к дореволюционным архивным комплексам документов. Русская церковная история в своем дореволюционном течении была прервана слишком внезапно, а между тем едва ли не за целый век ее можно считать почти неизученной. Такого рода изучение, связанное с обращением к архивам, всегда является делом трудоемким и долгим.

– Из чего, как правило, складывается житие нового святого? Если говорить о ХХ веке, то что это – материалы уголовного дела из архива, рассказы очевидцев и людей, знавших человека, различные свидетельства? Что важно отразить в житии?

– Основу большинства житий составляют архивно-следственные дела – мученические акты нового времени, в которых отображены биографические факты мученика, факт его принадлежности к Православной Церкви, время и причины ареста, а также то, как человек держался, когда его пытались склонить к лжесвидетельству против себя или других, его нравственная и религиозная позиция как православного человека. Для составления жития привлекаются послужные списки, документы, касающиеся закрытия церквей, и, конечно, воспоминания современников, если таковые сохранились. Для жития важно отобразить реальную сторону действительности, агиографически обрисовав на основании фактических данных образ святого, его исповедничество; одновременно каждое житие является небольшим научным исследованием, где за каждым названным событием и фактом стоят те или иные проанализированные с точки зрения достоверности документы; святым не нужна ложь, им нужно, чтобы через их реальную жизнь прославлялся Господь.

– Какие обвинения чаще всего выдвигались против верующих? По каким статьям их репрессировали?

– Обвинения, которые выдвигались против верующих, почти всегда основывались на политических статьях – статья 58, пункт 10 и пункт 11, то есть антисоветская агитация и пропаганда, совершенные в одиночку или в составе других лиц. Агитацией же уже считалось, если человек, например, говорил, что в Советском Союзе существуют гонения на верующих. Так как официальная пропаганда утверждала, что их нет, значит, если ты говоришь, что гонения есть, ты занимаешься антисоветской пропагандой. Когда келейник священномученика Гермогена (Долганева) указал красногвардейцу на кражу тем панагии епископа, красногвардеец заявил, что, если келейник расскажет об этом, то это будет расценено как клевета и контрреволюционная пропаганда. Любой упрек режиму в его неправомерных и бесчеловечных действиях или обличение его и его деятелей властями трактовались как клевета и агитация против режима. Церковь же во всей ее деятельности воспринималась государством как организация антисоветская и антикоммунистическая; формально, однако, ее существование было признано советским законом, и принадлежность к Церкви нельзя было истолковать как членство в антиправительственной организации, поэтому сотрудники НКВД обвиняли арестованных духовенство и мирян в политических преступлениях, в агитации и пропаганде против власти. В некоторых же случаях, по примеру создания политических оппозиций, службами госбезопасности с помощью различных провокационных методов создавались оппозиции церковные, которые уже по определению, будучи организационно оформленными как группа единомышленников, считались антисоветскими, и потому их участники арестовывались по принадлежности к ним. Что касается соблюдения законности ведения следствия, то она, насколько вообще употребимо это понятие в тоталитарном государстве, соблюдалась. После введения в России принципов западноевропейской юриспруденции, которая держится на процедуре, порядка такого рода процедур все же старались придерживаться. То есть, если человек под натиском физического или психологического насилия признавал свою вину или против него давали показания два или больше свидетелей, подтверждавших то, в чем его обвиняло следствие, то формально можно было счесть такое дело юридически правильно оформленным – есть признание обвиняемого и показания свидетелей, подтверждающих обвинение, или хотя бы показания двух-трех свидетелей, если обвиняемый не признавал себя виновным. По существу – ложь, но форма соблюдена.

– Как святые люди себя вели перед лицом несправедливого обвинения и вероятной казни? Как они понимали и оценивали происходящее с ними и свое время?

– Для верующих людей, для наших мучеников и исповедников то, что они оказались в тюрьме, и обвинения, выдвинутые против них, имели совсем иной смысл. Они хорошо знали настоящую цену обвинениям, однако они не говорили, что их попадание в тюрьму, выдвинутые против них обвинения и, может быть, близкая смерть являются какой-то случайностью. Это было бы нелепым для верующего человека представлением о мире и о его Создателе. Святые мученики переживали случившиеся с ними испытания и само приближение смерти примерно так, как переживал их священномученик Василий (Соколов), расстрелянный в 1922 году после процесса, на котором арестованные обвинялись в сопротивлении изъятию церковных ценностей, и оставивший нам письма, написанные им в камере смертников.

"Апостол Павел говорит по своему опыту, что и передать нельзя красоты небесного мира, что нельзя выразить того восторга, какой обнимает душу вступающих в этот мир, – писал священномученик Василий. – Если это так, – а это ведь так несомненно, – то что же, собственно, жалеть об этом здешнем мире, который прекрасен только изредка, да и в этой временной красоте всегда таит в себе множество всяких страданий и всякого физического и нравственного безобразия. Потому-то и Христос говорит в Святом Евангелии: "Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить" (Мф 10:28). Значит, просто только малодушие наше заставляет трепетать сердце в виду этой телесной смерти. И только этот момент, этот миг исхождения души из тела, только он и труден и страшен – а там и сейчас же покой, вечный покой, вечная радость, вечный свет, свидание с дорогими сердцу, лицезрение тех, которых здесь уже любили, которым молились, с которыми жили в общении... И вопрос, какой конец лучше в смысле трудности: такой ли, насильственный, или медленный, естественный. В первом случае есть даже некоторое преимущество – это насилие, эта пролитая кровь может послужить в очищение многих грехов, в оправдание многих зол перед Тем, Кто и Сам претерпел насилие и пролил кровь Свою за очищение наших грехов. Моя совесть говорит мне, что, конечно, я заслужил себе свою злую долю, но она же свидетельствует, что я честно исполнял долг свой, не желая обманывать, вводить в заблуждение людей, что я хотел не затемнять истину Христову, а прояснять ее в умах людей, что я стремился всякую пользу, а никак не вред принести Церкви Божией, что я и думать не думал повредить делу помощи голодающим, для которых всегда и охотно производил всякие сборы и пожертвования.

Одним словом, пред судом своей совести я считаю себя неповинным в тех политических преступлениях, какие мне вменяются и за которые я казнюсь. А потому Ты, Господи, прими эту кровь мою в очищение моих грехов, которых у меня и лично, и особенно как у пастыря очень много... Мятежным умом своим я все колеблюсь, не лучше ли еще пожить, еще потрудиться, еще помолиться и подготовиться для вечной жизни. Дай, Боже, мне эту твердую мысль, эту непоколебимую уверенность в том, что Ты взглянешь на меня милостивым оком, простишь мне многочисленные вольные и невольные прегрешения, что Ты сочтешь меня не как преступника, не как казненного злодея, а как пострадавшего грешника, надеющегося очиститься Твоею Честною Кровию и удостоиться вечной жизни во Царствии Твоем! Дай мне перенести и встретить бестрепетно смертный час мой и с миром и благословением испустить последний вздох. Никакого зла ни на кого нет у меня в душе моей, всем и всё от души я простил, всем желаю я мира, равно и сам земно кланяюсь всем и прошу себе прощения..."

Анастасия Верина


четверг, 23 мая 2013 г.

Откажись от своих ничего никому не дающих убеждений

http://arhistratig.in.ua/2011/10/09/otkazhis-ot-svoix-nichego-nikomu-ne-dayushhix-ubezhdenij/


Откажись от своих ничего никому не дающих убеждений




Сегодня, в поиске небольшой информации по новомученикам ХХ века, случайно наткнулся на короткое свидетельство почти не изученной, и, главное, не осознанной нами, в силу тех или иных причин, стороны последнего этапа их жизни и грани их страданий.

В изучении подвига новомучеников и исповедников православия мы, в лучшем случае, рассматриваем противостояние Церкви и большевизма. Но мы почему-то практически забываем о том, что линия фронта этих сражений проходила не столько в кабинетах следователей и лагерных бараках (“наша брань не против крови и плоти”), сколько в душах самих заключенных, в отношениях их с родственниками, близкими, учениками и последователями (“против духов злобы поднебесной”), большинство из которых не только не выдержало напора этого врага, но и не собиралось защищать твердыню веры в своем сердце.

понедельник, 20 мая 2013 г.

Священномученики Александр (Смирнов), Феодор (Ремизов)


ТЕКСТ: http://www.fond.ru/userfiles/person/1137/1295097806.pdf
ФОТО: : - 
ИКОНА: http://www.fond.ru/module/module_person_page.php?flag=2&person_id=1137


Ноября 1 (14)
Священномученики
Александр (Смирнов),
Феодор (Ремизов)
Священномученик Александр родился в 1875 году в семье почетного
гражданина Василия Смирнова. В 1898 году Александр Васильевич окончил
Московскую Духовную семинарию и поступил законоучителем в
церковноприходскую школу в селе Круглино Дмитровского уезда Московской
губернии. В 1903 году он был рукоположен во священника к
Крестовоздвиженской церкви села Вышегород Верейского уезда. Храм был
построен в 1754 году тщанием графа Александра Ивановича Шувалова. В 1913
году стараниями местного помещика Шлиппе при храме был выстроен дом для
псаломщика, а священник жил в помещении, принадлежавшем тому же
помещику, бесплатно. Храм находился в четырнадцати верстах от города Вереи и
полуверсте от Ризоположенской церкви. У прихода была церковноприходская
школа в деревне Паново и земская школа в деревне Сотниково.
В 1903-1904 годах отец Александр был законоучителем в Сотниковской
земской школе, а с 1904 года – законоучителем и заведующим Пановской
церковноприходской школой. В феврале 1911 года он был избран членом
благочиннического совета.

Священномученик Тихон (Архангельский) исповедница Хиония (Архангельская)


ТЕКСТ: http://www.fond.ru/userfiles/person/983/1285012768.pdf
ФОТО: http://www.fond.ru/module/module_person_page.php?flag=1&person_id=983

ИКОНА: -

Октября 4 (17)
Священномученик
Тихон (Архангельский)
исповедница
Хиония (Архангельская)

Священномученик Тихон родился 30 мая 1875 года в селе Больше-Попово
Воронежской губернии в семье священника Иоанна Архангельского. Родители
умерли рано, и младших детей – Тихона и его сестру – воспитывали их
двоюродная сестра Зинаида и ее муж Петр. В свое время они отдали Тихона
учиться в Духовную семинарию, по окончании которой он женился на
благочестивой девице Хионии. Она родилась 8 апреля 1883 года в селе Новый
Копыл Воронежской губернии в семье священника Иоанна Дмитриева.
Впоследствии у отца Тихона и Хионии Ивановны родилось восемнадцать детей;
первая дочь родилась в 1901 году, а последняя – в 1923-м.

Священномученик Сергий (Скворцов)


12 (25) марта
Священномученик
Сергий (Скворцов)

Священномученик Сергий родился 4 июля 1896 года в деревне
Смольниково Клинского уезда Московской губернии в семье печника Иосифа
Скворцова и его супруги Екатерины. В 1914 году Сергей окончил учительскую
семинарию и поступил работать учителем в начальные классы школы. Вскоре он
женился на Клавдии Николаевне Михайловой, дочери служащего железной
дороги; впоследствии у них родилось трое детей – Лидия, Николай и Александр.

Священномученик Сергий
В 1918 году в то время, когда Русская Православная Церковь была
поставлена безбожниками большевиками вне закона, Сергей Иосифович, желая
послужить Церкви, был рукоположен во диакона, а в 1926 году – во священника
ко храму мученицы Параскевы Пятницы в поселке Дрезна Орехово-Зуевского
района, в котором он и прослужил до своего ареста. В начале 1930-х годов он был
назначен настоятелем этого храма. Прихожане любили отца Сергия за то, что он
все силы и время отдавал приходу и для всех неимущих требы совершал
бесплатно. В 1926 году храм попытались захватить обновленцы, позиции которых
были весьма сильны в Орехово-Зуевском районе, но отцу Сергию удалось
отстоять церковь от захвата обновленцами. Тогда власти решили храм закрыть.
Отец Сергий принял деятельное участие в отстаивании храма. После многих
хлопот и поездок во ВЦИК священнику и прихожанам удалось храм сохранить. Он
был закрыт только в 1953 году.

Священномученик Николай (Розов)


ТЕКСТ: http://www.fond.ru/userfiles/person/247/1293477282.pdf
ФОТО: http://www.fond.ru/module/module_person_page.php?flag=1&person_id=247
ИКОНА: -

20 февраля (5 марта)
Священномученик Николай (Розов)

Священномученик Николай родился 27 ноября 1877 года в селе Жданово
Курмышского уезда Симбирской губернии* в семье священника Василия Розова.
Все три сына отца Василия стали священнослужителями, двое из них были
диаконами – известный патриарший архидиакон Константин Розов и диакон
Михаил Розов, принявший сан в тридцатых годах и служивший в одном из храмов
в городе Ораниенбауме.

Священномученик Николай (Кандауров)


ТЕКСТ: http://www.fond.ru/userfiles/person/122/1297000896.pdf
ФОТО: http://www.fond.ru/module/module_person_page.php?flag=1&person_id=122
ИКОНА: http://www.fond.ru/module/module_person_page.php?flag=2&person_id=122


4 (17) февраля
Священномученик
Николай (Кандауров)

Священномученик Николай родился 21 января 1880 года в станице
Барсуковской на Кубани в семье военного Андрея Кандаурова, ставшего
впоследствии сельским учителем. Со стороны матери, Анны Александровны,
многие из его предков были священниками. Все предки со стороны отца были
военными, большей частью офицерами, почти все были участниками сражений
во время многочисленных войн, которые вела Россия, защищая свою
независимость. Андрей Кандауров дослужился до высоких офицерских званий и
за участие в сражениях был награжден двумя орденами. Отслужив свой срок, он
вышел в отставку и был назначен инспектором народного образования по
Северо-Кавказскому округу.

Священномученик Николай (Восторгов)


ТЕКСТ: http://www.fond.ru/userfiles/person/79/1290030745.pdf
ФОТО: http://www.fond.ru/module/module_person_page.php?flag=1&person_id=79
ИКОНА: http://www.fond.ru/module/module_person_page.php?flag=2&person_id=79


19 января (1 февраля)
Священномученик
Николай (Восторгов)

Священномученик Николай родился 21 ноября 1875 года в селе
Никологорском Вязниковского уезда Владимирской губернии в семье
псаломщика Евдокима Восторгова. Получив образование во Владимирском
духовном училище, Николай стал служить псаломщиком в Николаевском храме
на погосте Горицы. Вот как описал впоследствии этот период своей жизни отец
Николай в назидание детям.
«Как всем это известно, что родина каждому мила, так, может быть, и я
восхваляю свою родину лишь только потому, что всю молодую отроческую жизнь
провел среди своих родных и знакомых, и потому только она мне мила, а, быть
может, для другого она ни чего не представляет особенного и умилительного. Но,
между прочим, я, пишущий сии строки, хочу описать свою родную сторонку; быть
может, в часы досуга, в которые сын или дочь мои возьмут в руки сию тетрадь, и,
прочитавши, вспомнят меня и помянут на своих святых молитвах.

суббота, 18 мая 2013 г.

Мученица Вера (Самсонова)


Мученица Вера (Самсонова) 

Мученица Вера родилась 17 августа 1880 года в селе Веряево Елатомского 
уезда Тамбовской губернии
*
 в семье смотрителя арестного дома Николая 
Самсонова. Окончив с отличием Касимовскую женскую гимназию, она работала 
учительницей в школе до тех пор, пока содержание преподавания не вошло в 
противоречие с ее религиозными взглядами, после того как власть в России 
захватили безбожники. Глубоко верующий и просвещенный человек, она 
ревностно относилась ко всему, что было связано с христианской верой и 
Церковью. В конце двадцатых годов Вера была избрана старостой Пятницкой 
церкви, расположенной в закрытом к тому времени безбожниками Казанском 
монастыре в Касимове. 
Летом 1935 года сотрудники НКВД арестовали священников и мирян – 
почитателей блаженной Матроны
**
, жившей в деревне Анемнясево Касимовского 
района, и царевича Иакова, скончавшегося в ХVII веке и погребенного на 
территории Казанского монастыря. Была арестована тогда и сама блаженная. 
Арестовали и Веру Самсонову. Давая ей характеристику, сотрудники НКВД 
написали: «религиозна до фанатизма, средства к существованию добывает 
уроками Закона Божьего... Ежедневно посещает церкви и разносит просфорки по 
верующим»
1

Вера Николаевна была арестована 28 июня 1935 года и заключена в 
Бутырскую тюрьму в Москве. 
– С какого времени вы стали почитательницей могилы касимовского 
царевича Иакова и часто ли там бывали? – начал ее допрашивать следователь. 
– Могилу царевича Иакова я почитаю с дореволюционного времени. Я до 
последнего времени посещаю эту могилу, где молюсь и иногда участвую в 
панихидах, совершаемых на могиле царевича Иакова священником Николаем 
Правдолюбовым. 
– Назовите всех почитателей могилы бывшего царевича Иакова. 
– На могиле царевича Иакова я... встречала неизвестных для меня лиц... По 
их просьбе священник Николай Правдолюбов иногда совершал панихиды. 
– Давно ли вы стали почитательницей блаженной Матреши Беляковой и что 
вам известно о ее жизни и деятельности? – спросил Веру Николаевну 
следователь. 
– О высокой праведной жизни Матреши Беляковой я много слышала и, 
почитая ее как блаженную и праведную, послала ей посылку, но сама лично в ее 
квартире никогда не бывала, и лично ее я не знаю. 
– Назовите всех известных вам почитателей Матреши Беляковой, 
посещающих ее квартиру. 
– Матрешу, как праведницу, почитают все верующие города Касимова и 
окрестных селений. 
– Объясните подробно ваше отношение к советской власти. 

*
 Ныне Пителинский район Рязанской области. 
**
 Матрона (Белякова), исповедница; память 16/29 июля. – Я не согласна с советской властью по вопросу отношения ее к религии, где 
я, как верующий человек, усматриваю открытое насилие над религией и 
верующими, проявляемое в форме насильственного – против желания верующих 
– закрытия храмов и разрушения их, кощунственного отношения к христианским 
святыням и арестов и высылки невинных духовенства и верующих. Также я не 
согласна с советской властью по вопросу отделения школы от Церкви, в 
результате чего дети не имеют возможности изучать Закон Божий и не получают 
надлежащего религиозно-нравственного воспитания. 
– Мы располагаем данными, что вы до последнего времени занимались 
тайным преподаванием Закона Божьего детям на квартирах родителей... 
– Действительно, в первые годы после революции я после ухода из 
школьных работниц занималась тайным преподаванием Закона Божьего на 
квартирах родителей. 
– Какое участие вы принимали в исцелении больных у могилы царевича 
Иакова? 
– Сама больных на могилу царевича Иакова я никого не приводила, но, 
бывая в часовне на могиле, встречала больных; по их просьбам молилась с ними 
вместе, мазала из лампады гарным маслом, помогала приложиться к могиле... 
В предъявленном мне обвинении по статье 58, пункты 10 и 11 Уголовного кодекса 
виновной себя не признаю. Действительно, я активно прославляла... царевича 
Иакова, но ничего контрреволюционного в этом я не вижу. 
16 июля 1935 года следствие по делу церковной старосты было закончено, 
и, хотя так и не нашлось никаких доказательств ее контрреволюционной 
деятельности, следователь в обвинительном заключении написал, что она, 
«являясь активной участницей контрреволюционной группировки, в 
контрреволюционных целях активно прославляла могилу бывшего касимовского 
царевича Иакова, принимала участие в инсценировке на его могиле чудесных 
исцелений и распространяла всевозможные ложные слухи, то есть [виновна] в 
преступлении, предусмотренном статьей 58, пунктами 10 и 11 Уголовного 
кодекса...»
2


2 августа 1935 года Особое Совещание при НКВД приговорило Веру 
Николаевну к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и она 
была отправлена в один из лагерей Беломорско-Балтийского комбината, куда 
прибыла 30 августа 1935 года. 
Тяжелая работа в условиях каторжного лагеря подорвала ее здоровье, она 
тяжело заболела, и 19 февраля 1940 года ее положили в центральный лазарет 
при 1-м лагпункте Вечеракша. Церковная староста и ревностная христианка Вера 
скончалась за две недели до окончания срока заключения, на рассвете 14 июня 
1940 года, когда солнце здесь почти незаходимо стоит над горизонтом, освещая 
этот суровый и прекрасный край.

«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. 
Составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Июнь». 
Тверь. 2008. С. 6-8 Библиография 
УФСБ России по Рязанской обл. Д. 10719.
Примечания 

1
 УФСБ России по Рязанской обл. Д. 10719. Т. 1, л. 5. 
2
 Там же. Л. 231.

Ф Свщмч Петр Варламов


26 февраля (11 марта)
Священномученик Петр (Варламов)

Священномученик Петр родился в 1897 году в селе Дияшево Белебеевского
уезда Уфимской губернии в бедной крестьянской семье Иакова и Елены
Варламовых. Отец умер, когда Петру было девять лет, и мать сама воспитывала
трех сыновей и дочь, и он с детства узнал бедность и лишения. Милостью
Божией, не оставляющей вдов и сирот, Петр окончил сначала сельскую школу, а
затем в 1915 году дополнительные курсы при двухклассной школе для
подготовки псаломщиков и диаконов, располагавшейся в селе Подлубово
Стерлитамакского уезда Уфимской губернии. По окончании курсов Петр
Яковлевич был назначен псаломщиком ко храму Казанской иконы Божией
Матери в село Преображеновка Стерлитамакского уезда.
Деревянный храм был выстроен в 1885 году. Особо почитаемой иконой
здесь был список с чудотворного образа Табынской иконы Божией Матери. В дни
празднования ее памяти в селе проходили крестные ходы со святыней, и
священник заходил служить молебны в дома прихожан. Бывали случаи
исцелений прибегавших с молитвой к святыне.
Во время обучения на курсах Петр Яковлевич познакомился со своей
будущей супругой Анной Ивановной Портновой. Она родилась в 1895 году в селе
Подлубово в семье кузнеца. У Ивана Яковлевича Портнова и его супруги Варвары
было трое детей, из которых старшей была Анна. Она очень хотела учиться, но
бедная семья кузнеца была против того, чтобы дочь получала образование. На
одном из сельских праздников талантливую и веселую девочку заметила княгиня
Кугушева и помогла ей поступить в пансион для девочек. По окончании пансиона
Анна Ивановна получила место учительницы в школе в одной из бедных
деревушек; сюда к ней и приехал свататься Петр Яковлевич. Обвенчавшись в 1915
году, супруги переехали жить в Преображеновку, где поселились в доме,
построенном для церковного клира сельским обществом; в те годы в этом селе
это был единственный дом, крытый железом, почему и казался богатым. Анне
Ивановне почти сразу же пришлось погрузиться в заботы по воспитанию
родившихся детей. Кроме того, они у себя приютили брата Петра Яковлевича,
Григория, и оставшуюся сиротой двоюродную сестру Анны Ивановны, Евдокию.
В 1918 году на территории Уфимской губернии развернулись боевые
действия. Гражданская война, как и все гражданские войны, велась с большим
ожесточением; некоторые села несколько раз переходили из рук в руки, и тогда
победившая сторона выискивала тех, кто активно сотрудничал с
противоборствующей стороной. Карательные расправы были скоры и почти
бессудны. Петр Яковлевич многих тогда укрыл и спас от смерти.
Во время отступления белых вместе с ними ушел священник Казанской
церкви Иоанн Канин, и богослужение в храме прекратилось. Прихожане
обратились к Петру Яковлевичу за согласием на рукоположение его в сан
священника. Ему было тогда всего двадцать два года, и, ссылаясь на свою
молодость и неопытность, Петр Яковлевич стал отказываться от предложения.
Анна Ивановна также была категорически против того, чтобы муж становился
священником, так как быть священником в такое время становилось небезопасно
не только для него самого, но и для всей семьи. Прихожане, однако, продолжали
уговаривать, и он посчитал, в конце концов, невозможным отказаться, и в 1919
году был рукоположен во священника к Казанской церкви.
Отец Петр со всей ревностью и энергией молодого пастыря принялся за
исполнение священнических обязанностей. Он неустанно проповедовал, часто
служил, при этом ему приходилось на пропитание семьи зарабатывать
крестьянским трудом. Он сеял хлеб, занимался огородничеством, семья держала
скотину. Впоследствии свидетели обвинения так охарактеризовали священника:
«умный, энергичный, является примером среди верующих в смысле поведения в
личной жизни; очень тактичен, вежлив по отношению к прихожанам… вполне
грамотный, осторожный и хороший оратор-богослов... обладая красноречием,
сумел взять под свое влияние даже бедняков – верующих фанатиков. На его
проповедях присутствующие верующие всегда плачут... также подчинил своему
влиянию своей умелой работой много молодежи, к которой подходил не только
как поп, но как культурник. Росту авторитета и укреплению его влияния на
верующих способствует его примерное поведение как попа и человека вообще».
В начале двадцатых годов местные комсомольцы из активистов подожгли
дом священника, и вся семья оказалась без крова. Какое-то время они жили на
квартире, но затем крестьяне постановили выделить священнику пустующий дом,
принадлежащий сельскому обществу. Дом не был приспособлен для жилья, и
зимой в нем почти невозможно было находиться из-за холода, но пришлось
смириться и устраивать в нем свою жизнь. Сельсовет, однако, принял решение
устроить в этом доме красный уголок, и семье священника пришлось уступить
одну комнату. Отец Петр попросил разрешения читать посетителям красного
уголка лекции по садоводству и пчеловодству, но власти, опасаясь его влияния
как пастыря, отказали и стали настаивать, чтобы семья священника покинула дом.
Отец Петр обратился к жителям села, чтобы те общим решением выделили
ему землю для строительства своего дома, и крестьяне постановили выделить
священнику землю. Дом он купил, продав все свое имущество, в селе Отрадовка
Стерлитамакского кантона* и перевез в село. Не успела семья поселиться в новом
доме, как пришло известие, что волостной исполнительный комитет не утвердил
решение сельского собрания, распорядившись: отвести эту землю под огород
возле избы-читальни.
В октябре 1927 года в канун наступления зимних холодов отец Петр после
богослужения обратился к прихожанам со словом: «Православные! На меня
опять нападают. Ваше постановление ВИК не утвердил, к чему-то придравшись, и
часть моей усадьбы отбирают под огород. Прибегаю к вашей помощи – защитите
меня на собрании, позаботьтесь о своем пастыре, как и он о вас заботится!»
Народ откликнулся на призыв своего пастыря, и на собрание пришли даже
глубокие старики и старухи, давно уже никуда не ходившие. Священник
обратился к собравшимся со словом: «Верующие! Прошу вас подтвердить старое
решение, ведь это беззаконие! Я трудился над усадьбой, поставил дом, а теперь
хотят отнять и чуть ли не сломать дом! Прошу не дать меня в обиду и защитить
справедливость!» Большинство собравшихся подтвердили свое предыдущее
решение – оставить за священником выделенную ему ранее землю.
В 1927-1928 годах власти потребовали от священника, чтобы он выплатил в
качестве налога 470 рублей. Денег у отца Петра не было, и он взял в долг
* Кантон – административно-территориальная единица того времени.
необходимую сумму, которая впоследствии была отдана верующими. Однако за
несвоевременную уплату налога от священника потребовали уплаты штрафа.
Платить опять было нечем, и в качестве уплаты власти потребовали отдать
корову. За коровой пришел председатель сельсовета. Священник, увидев, к чему
клонится дело, сказал: «Берите». И ушел из дома, чтобы не видеть, как будут
уводить кормилицу семьи. Анна Ивановна, однако, вступилась за корову и не
дала председателю уводить ее со двора, и тот послал за священником, чтобы он
оказал влияние на жену. Отец Петр вернулся домой и велел корову отдать. Для
Анны Ивановны это было большим ударом, и с ней случился обморок.
В 1928-1929 годах от священника потребовали уплаты налогов уже в сумме
1000 рублей. Отец Петр снова обратился за помощью к пастве: «На меня много
советская власть накладывает налогов, нет возможности жить. Если вы,
верующие, не поможете, то мне придется уйти, и тогда разрушится Божий дом.
Вы будете ответственны перед Богом за то, что допустите победить антихристу».
Крестьяне попытались собрать средства для уплаты налогов, отдавая их Анне
Ивановне, но средств на выплату всех налогов не хватило.
В 1927 году село Преображеновку посетил викарий Уфимской епархии
епископ Стерлитамакский Марк (Боголюбов). Встречая его с крестом в храме,
отец Петр сказал: «Существующая власть, яко серые волки, нападает на пасомое
мною стадо и треплет его, но с Божией милостью защищаю свое стадо и пасу его,
поелику хватает моих сил... Противники Христова учения думают, что вера пала.
Но вера совсем еще не пала – в народе, в массе она еще есть».
В начале 1929 года усилились гонения на Русскую Православную Церковь.
Центральные власти повсюду рассылали директивы об усилении работы по
обезбоживанию народа и принятии к духовенству и верующим все более жестких
мер. 9 марта 1929 года в Преображеновке состоялось общее собрание
коммунистов, комсомольцев и актива бедноты, которое единогласно
постановило храм закрыть.
Отец Петр снова обратился за помощью к верующим, призывая их
отстаивать храм. «Церковь не могут закрыть, если вы будете на собрании
протестовать, – сказал он. – Церковь от государства отделена, а государство все-
таки вмешивается. Церковь никому не мешает, надо нам выступить
организованно против закрытия церкви, иначе могут закрыть!»
Перед 1 мая среди жителей стал распространяться слух, что храм будут
закрывать во время этого советского праздника. Отец Петр обратился к
прихожанам, призвав их собраться к храму и не дать его закрыть. Он сказал:
«Буду и я там, пусть что будет, то будет, арестуют – так арестуют, меня увезут, но
народ не должен дать закрыть церковь».
1 мая перед храмом собралось около двухсот прихожан, они пробыли здесь
до полудня, но никто из представителей власти не появился.
Все чувствовали, что дело идет к аресту священника. Близкие из верующих и
даже местные коммунисты, сочувствующие отцу Петру, советовали ему во
избежание тяжелых последствий покинуть село, но на это он отвечал: «Меня не
за что арестовывать. Я ни в чем не виновен, свое служение и прихожан
не брошу».
Отца Петра стали вызывать в сельсовет на беседы и уговаривать отказаться
от служения и сана, предлагая взамен земные блага. «Петр Яковлевич, – говорили
ему, – ты ведь грамотный человек, мы тебе первую должность дадим, брось ты
это». Однако отец Петр отказался, сказав: «У меня целое стадо овец, я их пастух и
не могу их бросить».
В те дни супруга умоляла священника, чтобы он сжалился над нею и ради
детей, которых уже было пятеро, причем старшей дочери было всего восемь лет,
а младшей шесть месяцев, покинул опасное село и уехал на родину в Дияшево.
Отец Петр молчал, но по всему было видно, что он начинал колебаться. В конце
концов он распорядился нанять две подводы, и уже стали в них укладывать вещи,
когда он отправился к жившим в селе монахиням – насельницам из
находившегося рядом с Преображеновкой закрытого женского монастыря. Узнав,
что отец Петр собирается уезжать, они спросили его: «А как же мы, батюшка?»
Этот вопрос решил все. Вернувшись домой, отец Петр твердо сказал супруге о
своем бесповоротном решении: «Нюра, я не поеду!» Анна Ивановна умоляла его,
валялась в ногах, уговаривала, но священник остался непреклонен.
26 мая 1929 года отец Петр был арестован и заключен в тюрьму в
Стерлитамаке. Почти сразу же после ареста священника прихожане собрались
в церковь, чтобы написать письмо в его защиту. Под письмом было собрано
более двухсот подписей. Однако, когда верующие пришли в сельсовет, чтобы там
заверили их подписи, председатель сельсовета отказался это сделать, и один из
инициаторов сбора подписей был арестован. Было составлено новое обращение,
под которым поставили свои подписи 150 человек. Секретарь партийной ячейки в
селе отобрал это заявление и отослал в ОГПУ в качестве материала для
обвинения жены священника в подстрекательстве крестьян к бунту.
– Кого вы подразумеваете под бессмысленными и обезумевшими людьми,
которые думают, что вера в Бога быстро падает? Это вы говорили в
приветственной речи епископу Марку в 1927 году, – спросил следователь
священника на допросе 7 июля.
– Я разумел людей неверующих, безбожников...


Священник Петр Варламов. 1929 год

– Что вы хотели сказать верующим, говоря на проповеди в день Казанской:
«Воспряните же, люди православные, и отрясите прах неверия,
распространяемого современными отрицателями, и не вступайте на
проповедуемый ими “широкий путь”»?
– Я хотел доказать верующим, что проповедуемый безбожниками
«широкий путь» в действительности является путем широким только для зла,
грехов и так далее.
– Кого вы подразумевали в проповеди на Казанскую под врагами Христа,
попирающими Его учение и заповеди?
– Подразумевал не принимающих и не исполняющих учение Христа...
– Для кого вы писали воззвание в 1926 году, с какой целью и как это
воззвание было распространено среди верующих?
– Это было прочитано как проповедь в день Казанской.
– Что вы хотели сказать на проповеди 1926 года словами: «Многие из нас,
братья, присоединяются к тем злодеям, которые по наущению слепых и
безбожных вождей умертвили Богочеловека. Нет ли среди нас таких людей,
которые сеют среди других плевелы безбожия?»
– Я призывал верующих крепко держаться за веру и не идти по стопам
безбожного учения, проповедуемого вождями безбожия, авторами литературы,
как Ярославский. Говорил, что гонители, хулители веры в будущем будут
усиливать гонение на веру во времена антихриста.
9 июля 1929 года следствие было закончено. 2 августа Анна Ивановна
обратилась в ОГПУ с просьбой освободить мужа. «Из допроса мужа видно, что он
задержан за агитацию, – писала она. – Я, как жена, поскольку его знаю, он против
советской власти не шел и не пойдет, а против коммунистов никогда я от него не
слышала; если бы он шел против, то он не стал бы скрывать красного; когда были
белые, то мы скрывали товарища Саранцева Георгия Павловича. Белые его
сильно стегали, он тайно убежал и у нас скрывался. Я просила его допросить
срочно, так как он был в Стерлитамаке две недели в отпуске, а теперь живет в
Красноусольске фельдшером. Ведь, скрывая его, нам грозила опасность...
Я осталась с детьми совершенно одна... Детей у нас пять человек, старшей 8 лет и
младшей 7 месяцев, и у меня средств к существованию нет, продаю оставшуюся
мелочь, раньше на налог все распродали, так как всего уплатили почти 1000
рублей. Хлеба посеянного нет и запаса никакого. Уехать без мужа на родину
невозможно, потому что земли, наверно, не дадут. Работать от детей нет
возможности, они все малые... И если возможно, то прошу отпустить как
кормильца детей, так как я не в состоянии прокормить детей одна».
В конце августа Анна Ивановна обратилась с просьбой к односельчанам,
чтобы они похлопотали за священника. В своем обращении к ним она написала:
«Прошу граждан дать одобрение – отзыв о священнике Варламове. Вы знаете, он
здесь живет с 1915 года, был псаломщиком, и вы его упросили собранием
посвятиться во священники. Помните, он вам говорил, что он молод и не может
справиться, но вы, граждане, просили, и он согласился и в 1919 году поступил
во священники. Во всю его жизнь в селе Преображеновка никого не обижал. Во
время революции против советской власти никогда не выступал и ничего не
проявлял. Когда здесь были белые, то он всех защищал, кто скрывался, и никого
не выдавал. Он сам происходит из крестьян, и жена его дочь рабочего, и идти
против власти он не мог. Он у вас на глазах был все время, и вы его хорошо
знаете. Прошу граждан, обсудите этот вопрос. Ведь я с малыми детьми осталась
ни при чем, и отойти от них невозможно. Подходит зима, у меня нет ни хлеба, ни
топки. Вы знаете, он с белыми не скрывался, а все время находился в
Преображеновке. Даже во время белых у нас скрывался красный Саранцев – это
многие знают. Прошу, не оставьте...»
1 сентября 1929 года в селе собралось общее собрание крестьян, на
котором было рассмотрено заявление жены священника. Выступавшие
на собрании крестьяне говорили: «Мы знаем, что он у нас с 1915 года. Плохого
мы за Варламовым не замечали. С бедняками всегда обращался хорошо, никого
не притеснял. Когда эвакуировался священник наш Канин, то мы стали просить
Варламова, чтобы он согласился посвятиться во священники; он отказывался, но
мы, граждане, его упросили и собранием постановили ехать хлопотать в Уфу, и он
согласился по нашей просьбе. А будучи священником, мы от него никогда не
слышали ничего против советской власти...
Когда у нас была революция, мы видели и знаем, что наш священник
Варламов с белыми не уезжал, и мы, которые уезжали с красными, знаем, что он
наши семьи не выдавал, а, наоборот, защищал их, и благодаря ему наши семьи
не были обижены и ограблены белыми...»
Собрание постановило все сказанное о священнике единогласно
подтвердить и одобрить. Под протоколом собрания, где была дана письменная
характеристика священнику, подписалось около пятидесяти человек.
Дело по обвинению священника в контрреволюционной деятельности
рассматривалось в судебном заседании в Стерлитамаке 15-17 января 1930 года.
Защита предложила суду дополнительно опросить тридцать пять свидетелей, из
которых, в конце концов, было опрошено шесть. Отец Петр на суде опроверг все
обвинения лжесвидетелей и следствия.
Помощник прокурора, видя, что дело выходит бездоказательным,
потребовал отправить его вновь в ОГПУ для доследования, на что адвокат
выразил свой протест: «Недоследованности по делу не видно. Это заявлено после
того, как дело идет на оправдание подсудимых. Раньше прокурор от допроса
свидетелей отказался, а теперь настаивает на них. Здесь выявлено, что следствие
ГПУ искажено, подсудимые сидят невиновно восемь месяцев, и нет оснований
для дальнейшего искажения передавать дело в ГПУ. Материал очень полон, и
если есть сомнение в чем-либо, можно здесь выявить. Допрашивать больше
некого, здесь уже достаточно допрошено и еще есть; передача дела на
доследование есть затяжка. Прошу дело слушать!»
Суд проигнорировал заявление защиты, и дело было переслано на новое
расследование в ОГПУ.
Анна Ивановна добилась встречи с судьей, который ей сказал прямо: «Если
мы вашего отпустим, то надо партийных людей засадить, потому что они ложь
написали. Мы же не можем этого сделать – священника освободить, а партийных
людей засадить».
Вскоре всех арестованных стали отправлять из Стерлитамака в Уфу.
Родственники заключенных, узнав об этом, собрались к воротам тюрьмы.
Заключенных выводили и строили в колонну по восемь человек. Отец Петр,
увидев пришедших повидаться с ним жену и дочь, благословил их и осенил себя
крестным знамением. В Уфу их гнали пешком. В первый день колонна
заключенных прошла около пятнадцати километров и остановилась в селе
Подлесном. Анна Ивановна пыталась добиться разрешения конвоя священнику
ехать на подводе, поскольку он в тюрьме стал болеть, пыталась вручить ему
передачу, но ее не пропускали к отцу Петру. И все же ей удалось с ним
встретиться; он отдал ей пуховый шарф, бывший при нем, и сказал: «Нюра, у тебя
ведь девочки, возьми этот шарф пуховый, пригодится ведь дочкам».
5 марта 1930 года следствие было закончено и составлено новое
обвинительное заключение, в котором священник обвинялся в том, что, «будучи
руководителем кулацкой группировки, проводил активную деятельность в целях
срыва всех важнейших мероприятий, проводимых советской властью в деревне».
В обвинительном заключении следователь ОГПУ написал, что священник не
признал себя виновным в контрреволюционной деятельности и все обвинения
категорически отвергает, утверждая, что они построены на ложных доносах на
почве вражды и личных счетов.
9 марта тройка ОГПУ приговорила отца Петра к расстрелу. Священник Петр
Варламов был расстрелян в городе Уфе 11 марта 1930 года и погребен в
безвестной могиле.
В бумагах Анны Ивановны после ее кончины была найдена написанная ее
рукой молитва, которой она молилась ко Господу после ареста мужа: «Благодарю
Тебя, Господи Боже, за все: за жизнь, за невзгоды, прожитые мною, за разлуку с
любимым мужем (священником) моим, за муки и радость... за все Тебя, Боже,
благодарю...»

«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века.
Составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Февраль».
Тверь. 2005. С. 418-428

Библиография
Зимина Н.П. Житие священномученика Петра Варламова.
УФСБ России по Республике Башкортостан. Д. ВФ-15488.

Ф свщмч Николай Тохтуев


4 (17) мая
Священномученик Николай (Тохтуев)
Священномученик Николай родился 9 мая 1903 года в заводе Бымовский
Осинского уезда Пермской губернии* в крестьянской семье. Род Тохтуевых
происходил от крещеных татар, которые поселились здесь в первой половине
ХVIII века; это были потомственные кузнецы, отличавшиеся в своем деле большим
мастерством. Прадед Николая Тохтуева, Осип Антипович, мог исправить такую
поломку, которую в то время никто из бымовских кузнецов исправить не мог. Но, как
среди многих мастеровых, в их среде тогда был широко распространен грех
винопития. Погрешал этим и дед Николая, Николай Осипович; до пятидесяти лет это
был прекрасный кузнец и добропорядочный человек, но, поработившись страсти, он
подорвал свое здоровье и вскоре умер. Видя с детства, к чему приводит человека
грех пьянства, отец Николая, Василий Николаевич, дал Богу обет не пить ни капли
ничего хмельного – и выдержал его в течение всей своей долгой жизни.
Первое представление о книжном учении Василий получил от местного
псаломщика, обучившего его грамоте, затем окончил сельскую школу. Огромное
влияние на его воспитание оказала его мать, Мария Федоровна, женщина
благочестивая, начитанная, воспитавшая Василия в строго религиозном духе и
привившая ему любовь к чтению духовных книг. Сельская молодежь любила тогда
собираться на вечеринки, но Василий лишь изредка посещал их, предпочитая им
беседы на духовные темы со своим благочестивым другом, Василием Коноплевым**.
Василий Николаевич женился, когда ему исполнилось восемнадцать лет.
В тридцать пять лет он овдовел, оставшись с четырьмя детьми, и женился на дочери
священника Матвея Цветова, Марии, которой было тогда тридцать лет. У Марии
Матвеевны с Василием Николаевичем родилось шесть детей.
Василий Николаевич был трудолюбивым земледельцем и хорошим хозяином,
на своем поле он добился значительных урожаев, позволивших ему поправить
хозяйство и выстроить новый дом. В тридцать лет крестьяне избрали его волостным
старшиной и затем выбирали на эту должность четыре раза в течение двенадцати
лет. На этом посту он стал известен как энергичный и справедливый человек,
заботящийся о нравственном и материальном благосостоянии крестьянского
общества. Узнав, что богатый мужик из соседнего села едва ли не до смерти бьет
свою жену, он неожиданно застал его как раз в тот момент, когда тот собирался
приступить к этому занятию; мужик пытался оправдаться, но Василий Николаевич
спокойным тоном ему заявил, что если он хоть пальцем тронет свою жену впредь, то
по приговору волостного правления ему будет устроена за избиение жены
публичная порка. Стыд перед публичным позором отрезвил мужика, и он изменил
свою жизнь. Впоследствии он вместе с женой пришел благодарить Василия
----------------
* Ныне село Бым Кунгурского района Пермской области.
** Впоследствии настоятель Белогорского Свято-Николаевского монастыря архимандрит Варлаам,
преподобномученик; память 12/25 августа.

Николаевича «за науку». Слава о необыкновенном волостном старшине быстро
распространилась за пределы волости, и в 1906 году Василий Николаевич был
избран в 1-ю Государственную Думу от Осинского уезда. В Думе он не примыкал ни к
каким партиям, присматриваясь и осмысливая происходящее, и, когда через три
месяца Дума была распущена, он не присоединился к ее революционной части, а
уехал домой.


Василий Николаевич Тохтуев с супругой Марией Матвеевной и детьми,
(нижний ряд слева направо): Валентин, Николай, Глеб, Валентина,
Пелагия; (верхний ряд): Аркадий, Анатолий, Александра, Таисия и Раиса

После пребывания в Государственной Думе он стал известным человеком в
уезде и был избран в члены Осинской уездной управы. Ему было поручено ведать
делами строительства народных школ, библиотек и больниц. Одиннадцать лет он
подвизался на этом поприще: под его руководством были построены десятки новых
школ, в том числе и большая деревянная школа в Бымовском заводе.
После Февральской революции в 1917 году в стране началась анархия, и
многие распропагандированные большевиками солдаты стали собираться под
лозунгами социалистических идей в разбойничьи шайки; одна из таких шаек
организовалась в Быму. Василий Николаевич был заочно приговорен ею к расстрелу
как контрреволюционер. После всенощной под большой церковный праздник его
ждали новоявленные революционеры у дома и у церковной ограды, чтобы
арестовать и расстрелять, но Василий Николаевич вышел за ограду в другом месте, а
затем несколько месяцев скрывался в лесу и дома в подвале в особо устроенном
месте, о чем знали даже не все домашние. Затем началась гражданская война, и в
село пришли войска Колчака. При их отступлении, наслышанный о беспощадных
большевистских расстрелах, Василий Николаевич вместе с сыном Николаем сделал
попытку уйти с белыми в глубь Сибири. Отъехав от дома на сто пятьдесят верст и
попав на большой Сибирский тракт, он увидел, что по нему движутся десятки тысяч
людей, которые непременно должны вскоре, по его представлениям, столкнуться с
большими трудностями, потому что некому было организовать для них ни ночлега,
ни мест для приготовления пищи. И Василий Николаевич вернулся с сыном домой.
Несколько раз большевистские власти его арестовывали, но всякий раз ему
удавалось доказать свою невиновность, и его отпускали.
Огромное влияние на воспитание Николая оказала его мать, Мария Матвеевна.
Ее глубокая вера в Бога руководила всеми ее поступками. В глазах окружающих она
была настоящей подвижницей. Ни разу никто не слышал от нее грубого или
раздраженного слова или чтобы она говорила в повышенном тоне. Она была всегда
тихая, приветливая и со всеми ровная, из детей никого не выделяла как любимчиков.
Она целыми днями трудилась, погруженная во множество повседневных забот, но
трудилась с радостью, не зная усталости и не замечая трудностей, что было
возможно только непрестанно памятуя о Боге. Вечером она последняя укладывалась
спать, потому что по дому нужно было довершить множество дел – что-то сшить,
перешить, починить одежду, а ночью, стоя перед иконами на коленях, долго
молилась, чаще всего читая Псалтирь. Утром она вставала раньше всех, чтобы успеть
растопить русскую печь и испечь хлеб.
Бымовский завод расположен в девяти километрах от Белогорского во имя
святителя Николая мужского монастыря, бывшего одним из ярких духовных явлений
того времени на Урале, когда верой, трудолюбием, нелицемерным устремлением ко
спасению сотен людей, но главным образом чудесной силой Божией, в течение двух
десятилетий были воздвигнуты великолепные храмы одного из лучших монастырей
России. При своем основании монастырь не имел никаких материальных средств,
кроме веры его наместника архимандрита Варлаама и собравшейся вокруг него
братии. Основанный в 1897 году в пустынном лесном месте, он скоро стал центром
духовного просвещения Урала. Сюда приезжали великие князья, дворяне, крестьяне
и рабочие уральских заводов. Число насельников в течение короткого времени
выросло до пятисот человек. На вершине горы, откуда открывается вид едва ли не на
сто километров округи, был воздвигнут величественный Крестовоздвиженский
собор. Дом Божий, претворенный в действительность рукой человеческой, тут
соперничал с творением Божиим – прекрасным миром, окружавшим монастырь.
Здесь для паломника мир бесконечно великий становился родным и близким –
творение Божие, глубочайший смысл жертвы Христовой и ежедневно приносимая
Бескровная Жертва.
Одной из достопримечательностей Белогорского монастыря был хор,
состоявший почти из ста человек, причем хор исполнял произведения только
церковных композиторов, лишенные светских эффектов, и потому его пение
создавало глубоко молитвенное настроение в душах молящихся, которых
собиралось на праздники многие тысячи. После службы в большой монастырской
трапезной паломников кормили, приглашая всех без различия к общему столу. Здесь
соседствовали дворяне, крестьяне и нищая братия. Люди обеспеченные
предпочитали простую монастырскую трапезу всем излишествам и изыскам своей.
Она как будто и была тем благодатным хлебом насущным, только и насыщающим
по-настоящему человека, о котором Господь научил учеников просить в молитве.
Большой поклонник народного просвещения, архимандрит Варлаам, стремясь
сделать доступным книжное знание для живущих вокруг обители крестьян, собрал в
монастыре библиотеку из десятков тысяч томов. Белогорский монастырь оказал
огромное влияние на окрестное население благочестием и глубоким нравственным
и религиозным настроем своих насельников, и до прихода советской власти
население этих мест не знало ни воровства, ни иных преступлений.
Близость к монастырю привлекала в Бымовский завод множество паломников,
которые приходили помолиться в обитель каждый год на престольные праздники.
Мария Матвеевна с любовью принимала их у себя, и во время белогорских торжеств
дом Тохтуевых наполнялся паломниками, что оказало большое влияние на детей,
познакомив их уже в раннем возрасте с рассказами о святых подвижниках и святых
местах из уст очевидцев. И в самом Быму жили люди глубокой веры: благодаря ей
они преодолевали все беды и неурядицы.
Через три дома от Тохтуевых жила раба Божия Ольга Ивановна, она была
женой кузнеца – пьяницы и дебошира. Ольге Ивановне приходилось переносить
много обид от своего мужа, который ее беспощадно бил и издевался над ней.
Бывало так, что он намеренно приводил в дом любовницу и приказывал Ольге
Ивановне ухаживать за ней и угощать. В ответ он никогда не слышал никаких
возражений. Она только, точно какая блаженная, скажет: «Слушаю, Яков Агафоныч.
Сделаю, Яков Агафоныч».
Ольга Ивановна была человеком глубокой веры и несомневающегося упования
на Господа. Во всех трудных обстоятельствах, которых у нее было немало, она
обращалась к Господу и Его святым. Однажды ее муж пришел домой ночью пьяным
и уже на дворе разбушевался. Ольга Ивановна, не зная, как справиться с буйством
мужа, попросила святителя Николая: «Никола-угодник, что-то я себя сегодня плохо
чувствую, больная вся. Отведи его руку». А муж в это время вошел в дом, снял тулуп
и приготовился бить жену. Занес над ней кулаки – и вдруг в окно постучали. Он
бросился посмотреть – нет никого. Он снова стал приступать к жене с кулаками –
снова раздался стук в окно, но только уже сильнее. Он опять глянул в окно – нет
никого. От охватившего его страха он мгновенно протрезвел, велел жене подать
ужин, а затем, не сказав ни слова, лег спать.
Благочестие родителей, близость подвижнического миссионерского монастыря
и частое присутствие на монастырских службах оказали на Николая Тохтуева
огромное влияние. В 1916 году он окончил двухклассное училище в Быму и на
следующий год поступил в училище псаломщиков при Архиерейском доме в Перми.
По окончании в 1919 году училища, Николай был назначен псаломщиком в Свято-
Троицкую церковь в селе Ашапа. 14 мая 1922 года он был рукоположен во диакона к
этой церкви, в 1923 году направлен служить в Петропавловскую церковь села
Уинского, в 1924 году переведен в Николаевскую церковь в селе Кыласово. В это
время у диакона Николая открылся красивый и мощный бас, какого не было ни у
одного из диаконов Кунгура и Перми, и 26 января 1925 года епископ Кунгурский
Аркадий (Ершов)* позвал его служить в градо-Кунгурский Успенский кафедральный
собор. Владыка полюбил диакона Николая за его простоту, добродушие и
нестяжательность. В 1925 году в Неделю Православия диакон Николай был возведен
в сан протодиакона и награжден двойным орарем.

* Священномученик Аркадий (в миру Александр Павлович Ершов); память 21 октября/ 3 ноября.


Все двадцатые и последующие годы сотрудники ОГПУ вели наблюдение за
священнослужителями: одних арестовывали, других склоняли к сотрудничеству,
третьих принуждали к оставлению служения в храме.


Епископ Кунгурский Аркадий (Ершов) и протодиакон Николай Тохтуев

Случайный свидетель, деревенский подросток, в мае 1931 года показал, что
был в кунгурской церкви на праздник Успения Пресвятой Богородицы; после службы
его позвал к себе на чай протодиакон Николай, который ему стал говорить, что
советская власть задушила духовенство налогами.
Протодиакон Николай был вызван в ОГПУ, и ему под угрозой ареста было
предложено дать подписку о сотрудничестве с органами ОГПУ в качестве секретного
осведомителя и сообщать обо всем, что происходит среди церковно- и
священнослужителей. Подписку протодиакон дал, но сотрудничать не стал.
В 1931 году Василия Николаевича лишили избирательных прав как бывшего
члена Государственной Думы, и двое его сыновей, один из которых протодиакон
Николай, как дети лишенца, были отправлены в тыловое ополчение, условия жизни
в котором мало чем отличались от лагерных. Большую часть времени тылополченцы
выполняли тяжелую работу часто в трудновыносимых условиях – рыли котлованы и
возводили корпуса заводов. Протодиакон Николай был отправлен на работу в
Екатеринбург.
В декабре 1932 года сотрудник ОГПУ, «рассмотрев агентурную разработку
“труженики”...»1 нашел, что некоторые священники и миряне, «будучи недовольны
советской властью и ее мероприятиями на селе, ведут активную антисоветскую
деятельность среди населения, предсказывая скорую гибель советской власти,
кончину мира, пришествие Страшного Суда и распространяют разного рода “святые
письма”. Особенно активную деятельность фигуранты разработки развернули за
последнее время, поэтому... – постановил он, – фигурантов разработки
“труженики”... оперативно изъять и привлечь к ответственности»2.
Были произведены аресты, всего по делу было арестовано двадцать семь
человек. Протодиакон Николай был арестован 19 января 1933 года и помещен в
кунгурскую тюрьму. Его посадили в подвальную камеру, рассчитанную на десять
человек, в которую поместили пятьдесят. В камере стояли сырость, духота и
табачный смрад, она не проветривалась, и в ней нечем было дышать. Люди по
очереди пробирались к отверстию волчка в двери, чтобы хотя немного вдохнуть
свежего воздуха, но напротив камеры находилась уборная, и оттуда тянуло тяжким
зловонием. Некоторые умирали, не выдерживая этих условий.
В этой камере отец Николай пробыл полгода; укрепляемый Господом, он
остался тверд в вере и, вызванный на допрос, заявил, что является убежденным
верующим человеком, что он верит, что будет приход на землю антихриста, второе
пришествие Христа, Страшный Суд и кончина мира. «Но сроков этой кончины мира я
не устанавливал и не предсказывал, – сказал он следователю. – Разного рода
“священные письма” я не распространял... Разговоров о кончине мира я... не имел...
Существование советской власти несовместимо с религией и моими убеждениями,
так как советская власть проповедует атеизм, безверие...»3
31 января следователь снова допросил протодиакона, поинтересовавшись,
давал ли тот подписку о сотрудничестве с ОГПУ.
«В 1931 году я давал органам ОГПУ подписку о сотрудничестве в качестве
секретного агента по освещению контрреволюционной деятельности церковников и
духовенства, но я не только не выполнял эту подписку, а сам вел антисоветскую
деятельность. С советской властью я считаюсь и признаю ее постольку, поскольку это
не вредит вере. От дальнейших показаний отказываюсь»4, – сказал протодиакон.



Протодиакон Николай Тохтуев.
Кунгур, тюрьма ОГПУ. 1933 год

Все арестованные были обвинены в развале хозяйственных планов
коммунистического правительства. «В деревне Подовиха... развален колхоз, из
состоящих в колхозе 36-ти хозяйств осталось 12, – писали сотрудники ОГПУ. – В том
же сельсовете в деревне Матвеевка колхоз, состоящий из 12-ти хозяйств, развален
совершенно. Кроме того, под влиянием агитации членов организации,
хлебозаготовки по Вислянскому сельсовету... к концу 1932 года были выполнены
только на 70 %, несмотря на соответствующие нажимы со стороны власти, и только
после ликвидации организации хлебозаготовки по сельсовету и по району были
выполнены полностью»5.
28 мая 1933 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило
протодиакона Николая к трем годам ссылки на Урал.
Находясь в кунгурской тюрьме, протодиакон заболел тифом и после вынесения
приговора был освобожден, чтобы следовать на место ссылки вольным порядком,
но тиф дал осложнения, и до ноября он не смог стронуться с места. Выздоровев, отец
Николай по совету близких поехал вместо ссылки в Москву и с конца 1933 года стал
служить в одном из храмов Калужской епархии. В 1934 году он перевелся служить в
храм в городе Наро-Фоминске Московской области.
Настоятелем храма был протоиерей Сергей Павлович Павлов, благочинный
Наро-Фоминского района; он состоял на службе в НКВД в качестве секретного
осведомителя и занимался сбором сведений о священнослужителях и верующих. Он
потребовал, чтобы протодиакон Николай дал показания в НКВД как лжесвидетель.
И когда отец Николай отказался, протоиерей пригрозил, что посадит его за это в
тюрьму, одновременно пообещав, что, если протодиакон согласится, он его от НКВД
защитит.
Поразмыслив над тем, что священнослужителей в Наро-Фоминском районе
уже почти не осталось и протоиерей непременно исполнит угрозу, протодиакон
Николай в 1935 году перешел служить в Покровский храм села Петровское. Но
поскольку этот храм находился в том же благочинии, отец протодиакон не
чувствовал себя здесь в безопасности от преследований осведомителя и в январе
1938 года перешел служить в храм святых бессребреников Космы и Дамиана в
поселке Болшево. Поселившись в Болшево, он стал брать уроки пения у
руководителя ансамбля песни и пляски Александрова; его пригласили в ансамбль
певцом, предложили место в Большом театре, но протодиакон остался служить в
храме Божием.
В декабре 1939 года была арестована группа православных мирян, с одним из
которых, Тимофеем Князевым, был знаком протодиакон Николай, так как тот был
прихожанином Космодамианского храма и подрабатывал тем, что пилил для храма
дрова. При аресте он показал: «Я... говорил везде среди лиц, которые меня
окружали, и среди которых я вращался... что в Евангелии написано: будет положено
начертание на правую руку или на лоб (чело), что нельзя будет никому ни купить, ни
продать, кто будет иметь это клеймо... Вот мы в силу таких религиозных
размышлений и объявили себя не гражданами СССР, отказались от трудовых книжек,
не стали ставить на паспорта фотокарточки и отказались от законов, существующих в
СССР»6.
Тимофей Князев показал также, что хорошо знаком с протодиаконом Николаем
Тохтуевым и у него с ним были беседы о том, нужно ли ходить голосовать или нет за
кандидатов в местные советы. Мнения их на этот счет разошлись. Тимофей Князев
считал, что голосовать не нужно, протодиакон – что нужно. Для разрешения вопроса
они отправились к священнику, который пользовался у них авторитетом. И тот,
исходя из текстов Священного Писания, поскольку вопрос был поставлен в
религиозной плоскости, показал, что нет греха в том, чтобы голосовать. Протодиакон
послушался, а Князев остался при своей точке зрения.



Протодиакон Николай Тохтуев

В Великую Пятницу Страстной седмицы 26 апреля 1940 года в дом, где жил
протодиакон, пришел человек в штатском и, показав отцу Николаю повестку, сказал:
«Вас вызывают в Мытищинское отделение НКВД. Собирайтесь!»
Протодиакон попрощался с семьей и сказал: «До свидания, – вернусь или нет,
неизвестно».
Метрах в пятидесяти от дома их ждала легковая машина, и они поехали в
районное отделение НКВД, где сразу же состоялся допрос.
Следователь спросил, арестовывался ли когда-нибудь протодиакон. Сначала
тот отрицал факт ареста и приговора, но затем, признав это, сказал, что готов нести
ответственность за то, что уклонился от ссылки. Следователь спросил, знает ли
протодиакон Тимофея Князева, дав при этом понять, что хорошо осведомлен об их
знакомстве на основании показаний самого Князева, а также и об отношении
Князева к советской власти.
– Вам было известно об антисоветском настроении Тимофея Князева? –
спросил следователь.
– Да, об антисоветском настроении Тимофея Князева мне было хорошо
известно, он открыто его высказывал в моем присутствии.
– Значит вы, зная об антисоветском настроении его, никому об этом не
сообщали?
– Да, я знал, что Князев антисоветски настроен, но я об этом никому не говорил
и не довел до сведения советской власти.
– Значит, вы прикрывали его?
– Да, это так.
– Признаете ли вы себя виновным в том, что вы, зная об антисоветской
деятельности Князева, не сообщили органам советской власти?
– Да, я признаю себя виновным в том, что я, зная об антисоветской
деятельности Тимофея Князева, не сообщил об этом органам советской власти.
На этом допрос был закончен. После того как протодиакон подписал протокол,
следователь, пригрозив, что загонит его самого на восемь лет в лагерь, предложил
ему сотрудничать с органами НКВД, выявляя всех антисоветски настроенных лиц.
Протодиакон согласился и вторично дал подписку о сотрудничестве, обязуясь
держать сведения об этой договоренности в строжайшем секрете. Прощаясь,
сотрудник НКВД приказал ему явиться в районное отделение НКВД на следующий
день после Пасхи, 29 апреля.
Отец Николай, предполагая, что домой он уже не вернется, предупредил
старосту храма, что его вызывают в НКВД и поэтому ему придется пропустить службу.
Перед тем как идти, он собрал сумку со всем необходимым в заключении и
простился с семьей. У него уже было написано краткое заявление с отказом от
сотрудничества, которое он сразу же по приходе вручил начальнику районного
отделения НКВД.



Протодиакон Николай Тохтуев
с супругой Марией Евгеньевной и детьми

«Товарищ начальник, – писал он, – я отказываюсь от своей подписки и давал ее
лишь потому, чтобы мне была возможность встретить Пасху и проститься с семьей.
По моим религиозным убеждениям и по сану я не могу быть предателем даже
самого злейшего моего врага…»7
Начальник, прочитав заявление, предложил все же подумать и не отказываться
и отпустил отца Николая домой. Но тот остался в своем решении тверд,
приготовившись пострадать за Христа. В объяснение своей позиции он составил
пространное заявление на имя начальника районного отделения НКВД.
«Гражданин начальник! – писал он. – Разрешите мне объясниться с Вами
письменно: я говорить много не умею по своей необразованности. Что вы от меня
требуете, то я сделать не могу. – Это мое последнее и окончательное решение.
Большинство из нас идет на такое дело, чтобы спасти себя, а ближнего своего
погубить, – мне же такая жизнь не нужна. Я хочу быть чистым пред Богом и людьми,
ибо, когда совесть чиста, то человек бывает спокойный, а когда не чиста, то он не
может нигде найти себе покоя, а совесть у каждого человека есть, только она
грязными делами заглушается, а потому я не могу быть таким, каким Вы бы хотели...
Вы мне обещаете восемь лет – за что же? За то, что я дал жизнь детям? Их у
меня семь человек, и один другого меньше. Старший сын двенадцати лет перешел в
6-й класс, второй сын десяти лет перешел в 4-й класс, третий сын восьми лет
перешел во 2-й класс, четвертый сын шести лет, пятый сын четырех лет, шестая дочь
двух лет и седьмому только еще два месяца; жена больная, не может взять ребенка
– так ей скорчил руки ревматизм и сердце болит. Советское государство
приветствует и дает награду за многосемейность, а вы мне в награду восемь лет
концлагеря пообещали – за что? Какой я преступник? Только одно преступление, что
служу в церкви, но это законом пока не запрещено. Если я не могу быть агентом по
своему убеждению, то это совершенно не доказывает, что я противник власти...
Хотя я и семейный человек, но ради того, чтобы быть чистым пред Богом, я
оставляю семью ради Него... Разве не трудно мне оставить... семью в восемь человек
и ни одного трудоспособного? Но меня подкрепляет и ободряет дух мой Тот, ради
Которого я пойду страдать, и я уверен в том, что Он меня до последнего моего
вздоха не оставит, если я Ему буду верен, а отчет мы все должны дать, как жили мы
на земле...
Вот вы говорите, что мы обманываем народ, одурманиваем и прочие безумные
глаголы, – а можете ли вы об этом определенно сказать, когда, может, и церковных
книг не брали в руки и не читали их и не углублялись в христианскую веру, а судите
поверхностно, что, мол, у нас написано в газетах и книгах, то верно, а что за тысячу
лет написано было до Христа и про Него, что Он будет и так-то поживет, и такой-то
смертью умрет и воскреснет (это за тысячу лет пророками было написано и уже
сбылось), так это, по-вашему, неверно. Или вот, скажем, радио передает за тысячи
верст без проволоки, – как это остаются слова в эфире и передаются, а весь человек
куда-то девается, исчезает? Нет, он никогда не исчезнет и никуда не девается, умрет,
истлеет и потом воскреснет в лучшем виде, как зерно, брошенное в землю...
Вот уже двадцать три года существует советская власть, и я ничем не проявлял
себя враждебным по отношению к ней, был всегда лояльным, исполняя все
распоряжения власти, налоги всегда выплачивал исправно, дети мои учатся в
советской школе, и вся моя вина лишь в том, что, будучи убежденным христианином,
я твердо держусь своих убеждений и не хочу входить в сделку со своей совестью...
И вам не могу услужить, как вы хотите, и перед Богом кривить душой. Так я и хочу
очиститься страданиями, которые будут от вас возложены на меня, и я их приму с
любовью. Потому что я знаю, что заслужил их.
Вы нас считаете врагами, потому что мы веруем в Бога, а мы считаем вас
врагами за то, что вы не верите в Бога. Но если рассмотреть глубже и по-христиански,
то вы нам не враги, а спасители наши – вы загоняете нас в Царство Небесное, а мы
того понять не хотим, мы, как упорные быки, увильнуть хотим от страданий: ведь Бог
же дал нам такую власть, чтобы она очищала нас, ведь мы, как говорится, заелись...
Разве так Христос заповедовал нам жить? – да нет, и сто раз нет, и поэтому нужно
стегать нас, и пуще стегать, чтобы мы опомнились. Если мы сами не можем... то Бог
так устроил, что вы насильно нас тащите в Царство славы, и поэтому нужно вас
только благодарить»8.
4 июля 1940 года была выписана справка на арест протодиакона Николая; он
обвинялся в том, что, «являясь враждебно настроенным к существующему в СССР
политическому строю, был тесно связан с отдельными участниками группы...
существовавшей в Мытищинском районе, Князевым и другими (арестованы в 1939
году и осуждены в 1940-м)... Зная об открытых высказываниях Князевым...
антисоветских настроений… укрывал его и не довел об этом до сведения органов
советской власти...»9.
В ночь с 5-го на 6 июля отец Николай был арестован и заключен во внутреннюю
тюрьму НКВД на Малой Лубянке. Сразу же после ареста следователь допросил его.
– Приведите конкретные факты антисоветских проявлений со стороны Князева!
– потребовал следователь.
– С Тимофеем Михайловичем Князевым я познакомился осенью 1939 года,
когда он нанялся... пилить и колоть дрова для церкви. В возникшем разговоре
относительно выборов... Тимофей Князев спросил меня: «Ну как, голосуете?»
Я ответил утвердительно. А он на это мне заявил: «Верующим голосовать нельзя, я
голосовать не буду, я и в переписи участия не принимал...» Я Князеву не поверил и
предложил ему поехать узнать к священнику воловниковской церкви Клинского
района отцу Сергию... В конце 1939 года я и Князев ездили к отцу Сергию
и спрашивали у него, можно ли голосовать верующим. Отец Сергий по церковному
Писанию доказал нам, что голосовать можно и верующим, но Князев ему не поверил
и остался при своих убеждениях. А я остался спокойным за то, что голосовать
разрешается.
– С какой целью вы ездили к отцу Сергию?
– За тем, чтобы спросить, можно ли голосовать верующим.
– А если бы отец Сергий сказал, что голосовать верующим нельзя, вы бы
голосовали?
– Если бы отец Сергий сказал, что голосовать верующим нельзя и что он сам
голосовать не будет, я бы голосовать не стал.
– И вы бы тогда разъясняли об этом всем верующим?
– Никому бы я разъяснять не стал, не голосовал бы только сам.
– Назовите ваших близких знакомых, где они находятся и чем занимаются?
– Близких знакомых у меня нет.
– А со священниками болшевской церкви, другими служителями религиозного
культа и верующими разве вы не поддерживали близких отношений?
– Нет, не поддерживал. Со священниками... болшевской церкви у меня был
разговор только во время службы исключительно по служебным надобностям. Я в
разговоры с ними не вступал, опасаясь, что кто-нибудь из них мог быть агентом
НКВД, они тоже склонности к разговорам со мной не проявляли.
– Какие у вас взгляды относительно тех, кто помогает советской власти
разоблачать контрреволюционно настроенные элементы?
– Я считаю их агентами-предателями, и сам таким никогда не буду ни при какой
власти: ни при советской, ни при царской, ни при фашистской.
– Какие у вас взгляды относительно жизни на земле и вне нее?
– Я считаю, что в жизни на земле много несправедливостей, что жизнь
человека не может кончиться его земной жизнью и будет продолжаться после его
смерти на небе, так как должен Кто-то разобрать все эти несправедливости и воздать
каждому по его заслугам.
– В чем же вы видите несправедливость земной жизни?
– Каждый старается предать своего ближнего...
– В чем вы видите предательство ближнего?
– Каждый спасает свою шкуру, а до другого ему дела нет.
– Приведите конкретные факты к предыдущему ответу.
– Я это отношу только к священнослужителям, которые записались в агенты
НКВД и, чтобы их не посадили самих, предают своего ближнего.
– Каковы ваши взгляды относительно газет и книг?
– В газетах и книгах, я считаю, неправильно пишут то, что касается религии;
я верю всему, что написано в Священном Писании.
25 июля 1940 года следствие было закончено и протодиакона ознакомили с
материалами дела. 2 сентября 1940 года Особое Совещание при НКВД приговорило
протодиакона Николая к восьми годам заключения в исправительно-трудовом
лагере, и он был отправлен в Севжелдорлаг в Коми области. Последнее письмо он
написал своим родным из поселка Кожва в начале 1943 года. Протодиакон Николай
Тохтуев скончался в заключении 17 мая 1943 года и был погребен в безвестной
могиле.
«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века.
Составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Май».
Тверь. 2007. С. 33-51
Библиография
Тохтуев Г.В. Кое-что о предках, Родине и себе (воспоминания о прошлом). Киев, 1978. Рукопись.
Газ. «Калининградская правда». 1996. 4 июля.
Газ. «Приходской листок». 1999. Сентябрь.
Королев Виктор. Простите, звезды Господни! Фрязино, 1999. С. 25-34.
Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный
том IV. Тверь, 2006. / Составитель жития игумен Дамаскин (Орловский). С. 99-117.
АМП. Послужной список.
ГОПАПО. Ф. 641/1, оп. 1, д. П-8768.
Примечания
1 ГАПО. Ф. 641/1, оп. 1, д. П-8768, т. 1, л. 1.
2 Там же.
3 Там же. Л. 208.
4 Там же. Л. 209.
5 Там же. Л. 402.
6 Там же. Т. 2, л. 39.
7 Там же. Л. 44.
8 Там же. Л. 59-63.
9 Там же. Л. 1-2.