Показаны сообщения с ярлыком Свщмч. Показать все сообщения
Показаны сообщения с ярлыком Свщмч. Показать все сообщения

среда, 29 мая 2013 г.

Рассказывает внучка священномученика Александра Парусникова ,/11 982/

 Рассказывает Александра Викторовна Фомичева, внучка священномученика Александра Парусникова, до пенсии - врач-реаниматолог, сейчас занимается флористикой

Поповка

Наш дом — 1907 года постройки. Соседний дом, в котором жил священномученик Сергий Раменский, второй священник Троицкой церкви — 1819 года. Вся эта улица называлась раньше Поповка, здесь стояли дома причта — священников, псаломщиков, регентов… Сейчас это улица Первомайская.
Наша семья живет в этом доме уже больше века. Здесь жил мой дедушка, священномученик Александр Парусников, священник Троицкой церкви в Раменском. Потомки поделили дом на четыре части  — четыре отдельных входа, но, по сути, мы все равно все вместе, живем одной семьей.

Александр Сергеевич Парусников, Александра Ивановна Парусникова и подруги Александры Ивановны, сельские учительницы у дверей дома Парусниковых, зима, 1910 год
Сегодня потомков отца Александра Парусникова — несколько десятков человек. Часть из них живет в Петербурге, часть — в Орехово-Зуево, часть в Москве. Полным составом в последние годы собираться трудновато, но, кто живет в Раменском, — собираемся каждое воскресенье.

Три записки

Самая, наверное, важная и драгоценная вещь в нашем доме — это записки, который отец Александр написал в тюрьме. Три маленьких кусочка папиросной бумаги. Охранник вынес их за голенищем сапога. Надо сказать, что город наш и сейчас маленький, а тогда и тем более… Все друг друга знали, и к отцу Александру люди относились очень хорошо. Поэтому и в тюрьме охранники ему сочувствовали и как могли, помогали.
«Мой дорогой Сережа, прощай. Ты теперь становишься на мое место. Прошу тебя не оставлять мать и братьев и сестер, и Бог благословит успехом во всех делах твоих. Тоскую по вас до смерти, еще раз прощайте».
Александра Ивановна Парусникова (Пушкарева)
Надо сказать, что бабушка, жена отца Александра, была женщина с характером, достаточно суровая. Все-таки десять детей… К сожалению, я ее практически не помню — мне было всего два года, когда ее не стало. Но от мамы я про нее очень много слышала. Она была очень сильной женщиной, — это помогло ей поднять в одиночку детей. Ведь она их растила не просто без мужа, но еще и в условиях изоляции от общества — они же были так называемая семья лишенцев. Безусловно, многие здесь в Раменском ей помогали — те, кто помнили отца Александра и знали семью… Вообще она до последнего отказывалась верить, что отец Александр погиб. Все разговоры о расстреле она пресекала: нет, и все.

Сергей Алексеевич Парусников, первый священник Троицкого храма, митрофорный протоиерей, которому император пожаловал дворянский титул, отец новомученика

Конечно, в семье все догадывались, что могло быть на самом деле. Время было такое, что если человека арестовывали, было два варианта — или лагерь, или расстрел. Но бумага, которую бабушке выдали, гласила, что отец Александр был сослан на 10 лет в дальние лагеря без права переписки. И бабушка надеялась, что он не расстрелян и где-то жив…

Дата смерти — отсутствует

Старшая дочка отца Александра, Надежда, была самая бойкая из всех — она ездила по всем московским пересылочным тюрьмам, пыталась найти следы отца. Тогда искали родственников так: брали с собой справку об аресте и передачу. Подходили к окошку, куда сдавали передачу, клали справку и пакет. Если человека, означенного в справке, в тюрьме не числилось, передачу возвращали и говорили: «Нет такого». Надежда проделывала все это много раз, и однажды пришла с той же самой целью на Лубянку.
Надежда постучала, открылось окошко, она положила пакет и справку. Неожиданно дверь открылась и ей сказали: «Ну-ка, зайдите!». Она вошла, дверь за ней закрылась. Ее спросили: «Кто он Вам?». Она ответила: «Отец». Ей сказали: «Мы Вам больше искать не советуем!». Тетя Надя вспоминала этот случай много раз. Когда она вышла на улицу, ее, конечно, колотило от страха — ведь она могла запросто и не выйти наружу… После этого случая она побоялась продолжать поиски.
Потом в 1946 году бабушке выдали справку, что Парусников Александр Сергеевич скончался от рака желудка. Я лично видела этот документ. Такая небольшая справка, написанная от руки на простой бумаге. Но до конца своих дней бабушка отказывалась признавать, что дедушка умер. Она не разрешала служить по отцу Александру панихиды, совершать какие-либо заупокойные обряды. Так получилось, что у нас есть общая семейная могила. Так вот у отца Александра там указана только дата рождения — 1879 год. Потому что даты смерти его никто до недавнего времени не знал.

Потомки священника

Когда отца Александра арестовали, у его детей сразу начались сложности. Даже самые маленькие, которые учились в школе, чувствовали это давление. Их унижали, как только могли, хотя они все учились прекрасно. Моя мама вспоминала, что, например, когда всем детям в школе давали завтраки, их, поповских детей, отсаживали в стороночку, на отдельную лавку. Кормить их было не положено. Во время уроков учителя стремились как-нибудь их задеть — моей маме, когда она отвечала урок, говорили: «Ну вот, начиталась псалтырЕй!»…

Александр Сергеевич Парусников в молодости
Несмотря на способности к учебе, высшее образование получили только двое из детей отца Александра — одна из дочерей и один сын, уже после войны. Конечно, вмешалась война — нужно было выживать…
Но надо сказать, что никто из детей отца Александра даже в советское время не скрывал, что они — дети священника. Моя мама вообще очень гордилась этим и даже как-то с вызовом порой об этом говорила. Далеко не во всех священнических семьях тогда так поступали. Например, мой отец — тоже сын священника, но когда они познакомились с моей мамой, он побоялся ей об этом сказать. Хотя она-то сразу сказала ему, что она — дочка священника. Мама позже много раз ему это «припоминала»… Она очень сильно на него за это обижалась.
Все дети отца Александра стремились как можно больше памяти о нем сохранить. Благодаря им до нас дошло столько вещей, о нем напоминающих — и иконы, и записки, и все эти справки… Сохранить все это было очень важным для моей мамы. Теперь это очень важно для меня, и я рада, что это очень важно и для моей дочери, Даши.

Прот. Александр в день приезда владыки
Все потомки отца Александра остались верующими людьми, хотя степень воцерковленности у всех разная. Дедушка был интеллигентный человек, с высшим образованием, и на детей в плане следования традиции он никогда не давил. Мы все всегда знали, что христианство — это свободный выбор. У каждого — свой путь к Богу.
Наверное, поэтому многие из нас, внуков, стали серьезнее относиться к вере только в конце жизни. Хотя основные церковные праздники мы в семье всегда отмечали. Иконы у нас всегда стояли, мы старались соблюдать посты. Мои родители дружили с семьей отца Сергия, настоятеля храма в Игумново. Мой папа, когда мы приезжали в Игумново, пел в церковном хоре, читал Апостол. Честно говорю, до определенного возраста я там просто присутствовала — не понимала ничего. Мы, конечно, старались  эти поездки не афишировать. Но я четко помню, что мама никогда мне не запрещала говорить, что мы ходим в храм.
Самые яркие мои детские воспоминания — это о том, как мы добирались в Игумново на Пасхальную службу. Автобусы туда не ходили, такси было поймать трудно, бывало, даже посадит нас в машину, а как увидит на дороге пост ГАИ, говорит: «Все, высаживайтесь, дальше я не поеду!». То мы шли по обочине дороги, то через поле, то через железнодорожную насыпь…
А мама еще всегда старалась меня на Пасху по-особенному нарядить. Так было принято в семье — еще бабушка всем девочкам шила новые платья к Пасхе. Точнее, старшей Наде шила новое, а остальным — перешивала из старых. И вот, когда мы дойдем до храма, мы все уже усталые, в грязи… Но радость необычайная всегда была! Отец Сергий был в плане устава очень строгим, но он всегда умел создать в храме ощущение праздника.
На все основные церковные праздники мы старались попасть в храм, а потом в доме устраивали застолье. Летом, когда погода позволяла — ставили стол в саду, на воздухе. На Троицу собиралось особенно много родственников.
Помню, как в советское время трудно было достать продукты на Пасху. Творога было не достать, поэтому доставали молоко, а потом мы готовили творог на весь наш «колхоз». Мы все приглашали друзей, я приводила студентов, с которыми мы вместе учились, потом коллег с работы… Все знали, что в нашем доме на Пасху — очень вкусно!
Камень в борщевиках
 В советское время Троицкий храм, где служил дедушка. был превращен в завод,а потом и вовсе заброшен. Стоял он пустой, полуразвалившийся, и только какая-то старушка-сторож его охраняла.
Первые молебны мы служили у ворот, на территорию нас не пускали. Вешали на решетку икону Святой Троицы и молились… Потом нас стали пускать во дворе храма, потом на лестницу, потом и внутрь… 
Потом подруга моей мамы Елизавета Алексеевна, очень активная женщина, как-то пришла и сказала: «Татьяна, давай мы с тобой восстановим храм!». Она зарегистрировала общину, и в 1989 году храм вернули верующим. К нам прислали служить замечательного батюшку из Данилова монастыря, отца Валентина Дронова.
Отец Валентин узнал историю нашей семьи и предложил: «Давайте пошлем запрос». пришел ответ, что их отец, Парусников Александр Сергеевич, расстрелян на полигоне Бутово 27 июня 1938 года.

Прот. Александр незадолго до ареста
Получается, что он был расстрелян почти сразу после того, как его увезли из Раменского в Москву. И когда моя тетя ходила с передачами по тюрьмам, его в живых уже не было…
Как только мы узнали про Бутово, мы сразу же туда поехали — полигон был открыт по выходным. Там тогда ничего не было — ни храмов, ни креста. Был только мемориальный камень. А вокруг росли огромные борщевики… Теперь наша новая семейная традиция — в день расстрела отца Александра ездить на литургию в бутовский храм новомучеников. 

Потомки человека, который написал донос на отца Александра, до сих пор живут на соседней улице, бок о бок много-много лет.  Судьба того человека, который донес на отца Александра, была  очень тяжелой — он тоже был арестован, сын его трижды пытался покончить с собой, и в конце концов ему это удалось…

Семя Церкви

Многие вещи, которые сохранились у нас в доме, помнят отца Александра Парусникова. Это и его тюремные записки, и иконы, которые в каждой семье его потомков остались, и его книжный шкаф. Еще сохранился паспорт отца Александра — его я передала в Бутовский музей. Долгое время сохранялись в доме и его облачения, но потом дочки перешили их на платья и на юбки. Время было такое — ходить им было не в чем, материала тоже было не достать…
Еще остались вещи бабушки — ее молитвенник, поминальник. Что-то из посуды осталось. Среди прихожан в Раменском до сих пор есть бабушки, которые помнят отца Александра — кого-то он крестил, кого-то венчал.
Мы надеемся создать здесь какой то, пусть маленький, музей памяти отца Александра. Если, конечно, наш дом не будет уничтожен местной стройкой. 
Диалог с властями нам вести очень трудно — эти люди не понимают, что такое дом, что такое семья, зачем нам эта память. Что такое новомученики, эти люди просто не хотят знать... кажется, что мы просто действуем в корыстных целях — хотим сохранить за собой землю в центре города.
Вообще люди, пришедшие в храм сегодня, и те, которые приняли веру от бабушек и дедушек, в чем-то отличаются друг от друга. Те, кто «на белом коне» влетел в Церковь в последние годы, часто были подвержены моде. А мода проходит… У тех, кто принял веру в семье, этого нет. Они, конечно, часто не такие начитанные, образованные люди, не могут свою веру объяснить, но есть у них внутри какой-то внутренний стержень…
 Мне кажется, что сейчас внутри Церкви проходят те же процессы, что и в годы гонений — просто с утроенной скоростью. И это меня очень пугает. Конечно, Церковь — живой организм, и я верю, что он может исцелить себя сам. Но для этого нужно сохранять историческую память.

Использован текст публикации на сайте "Православие и мир" 11 февраля, 2013 • Анастасия Коскелло, в сокращении.http://www.pravmir.ru/potomki-novomuchenikov-aleksandra-fomicheva-vnuchka-protoiereya-aleksandra-parusnikova/
Автор: на Комментариев нет:
Ярлыки: ,

воскресенье, 26 мая 2013 г.

Священномученик Иоанн (Пашин), епископ Рыльский, викарий Курской епархии


№ 3 (83) март 2010


ФОМА

Фонд


БРИГАДА ЛЕСОРУБОВ: ТРИ ЕПИСКОПА И ПРОТОИЕРЕЙ

Памяти священномученика Иоанна (Пашина)

11 марта Русская Православная Церковь празднует памятьсвященномученика Иоанна (Пашина), епископа Рыльского, викария Курской епархии.
Священномученик Иоанн родился в 1881 году в городе Петрикове Мозырского уезда Минской губернии в семье священника Димитрия Пашина. Отец скончался, когда мальчику было всего три года, и он поселился вместе с матерью у деда, протоиерея Василия, которому стал впоследствии обязан многими христианскими качествами. В 1895 году Иван окончил Слуцкое духовное училище, в 1901 году — Минскую духовную семинарию. В том же году он женился и был рукоположен во священника Покровской церкви села Князь-Озеро Мозырского уезда и впоследствии направлен служить в Георгиевской храм в селе Прилепы.
Как пастырь отец Иоанн оказался ревностным служителем на поприще духовного просвещения народа. В 1915 году священника постигло горе — скончалась в возрасте 32 лет его супруга, и на следующий год он подал прошение о принятии его в Петроградскую духовную академию. Давая ему характеристику для поступления в академию, священномученик Митрофан (Краснопольский), епископ Минский, сказал о нем, что тот принадлежит к лучшей части духовенства. «Состоя настоятелем прихода, расположенного среди католического населения, — написал епископ, — он тесно сплотил около православного храма свою паству. Своей воодушевленной проповедью создал в приходе движение трезвости и, как идейный работник в борьбе за трезвость, принимал горячее участие в Московском противоалкогольном всероссийском съезде. Решение продолжать образование в духовной академии у него появилось сразу же после смерти жены и, вероятно, выношено было еще во время ее продолжительной болезни».
Недолго пришлось проучиться в академии отцу Иоанну — вскоре после революции 1917 года все духовные образовательные учреждения в России были властями закрыты, и он вернулся служить в Георгиевской храм. 7 апреля 1923 года епископами Минским Мелхиседеком (Паевским), Вяземским Венедиктом (Алентовым) и Гжатским Феофаном (Березкиным) он был хиротонисан во епископа Мозырско-Туровского, викария Минской епархии. Епископ Иоанн энергично принялся за духовное окормление паствы, взяв себе за правило частое посещение храмов, а также частным порядком обучал детей всему относящемуся к православной вере, преподавал им Закон Божий и разучивал с ними церковные песнопения.
В 1926 году власти арестовали ревностного епископа. На допросе он заявил следователям: «Я, как человек сильных и твердых убеждений религиозных и как епископ, вел работу в пределах установленных властью законов». 26 марта 1926 года владыка был лишен права жить в области, где был архипастырем. В Великий четверг он в последний раз отслужил Божественную Литургию и, испросив прощения у богомольцев, вышел из собора. Люди провожали епископа Иоанна до пристани, а затем еще долго шли в холодной воде за баржей, на которой увозили владыку.
18 сентября епископ Иоанн был приговорен к трем годам ссылки в Зырянский край, по окончании которой он был лишен права проживать в некоторых городах, и за ним был установлен административный надзор. Заместитель патриаршего местоблюстителя митрополит Сергий (Страгородский) назначил его епископом Рыльским, викарием Курской епархии, где в то время правящим архиереем был священномученик Дамиан (Воскресенский).
В конце 20-х — начале 30-х годов советская власть усилила гонения на Русскую Православную Церковь; в это время она приступила к уничтожению традиционного крестьянского быта под видом организации колхозов, во главе которых стала ставить подчиненных центральному аппарату партийных чиновников. Крестьяне не приняли этих перемен и стали оказывать сопротивление, отстаивая естественную для себя форму жизни и хозяйствования. Власти обвинили в агитации против колхозов членов Русской Православной Церкви. На территории Курской и Орловской областей почти одновременно было арестовано тогда более трехсот человек — епископов, священников и православных мирян, в их числе архиепископ Курский Дамиан (Воскресенский) и епископы Орловский Николай (Могилевский) и Рыльский Иоанн (Пашин). 7 декабря 1932 года Особое совещание при коллегии ОГПУ приговорило владыку Иоанна к 10 годам заключения в концлагерь; с этого времени начался его последний скорбный путь через лагеря страны.
Люди учились в духовных училищах, семинариях и академиях, готовились послужить Церкви и Родине на поприще духовного просвещения — богословскими трудами, миссионерской и пастырской деятельностью, самоотверженным служением ближним, чтобы быть всем для всех, чтобы спасти хотя бы некоторых, но как будто ударили ранние заморозки, захватив все в цвету, — и вместо богословских и научных трудов пришлось им ограничиться перепиской с близкими людьми да беседами с единомысленниками. Вместо богословских и проповеднических трудов они оставили нам драгоценную повесть о своих злоключениях — прошедшие через тюремную цензуру письма, в которых звучит тихий, но дорогой голос исповедников и молитвенников, а вскоре и мучеников, сохранивших среди суровых испытаний не только человеческое достоинство, но и верность высоким христианским идеалам, и христианское отношение к ближним, несмотря на стремление тогда многих людей превратить в ад этот видимый мир.
«Мне уже в марте исполняется десять лет разного рода уз, — писал епископ Иоанн о своих злоключениях мученице Татьяне Гримблит, — а в лагерях уже три с половиной года. В Рыльске я отсидел срок и со дня на день ожидал получить вольную, а вместо этого экстренно взяли в Курск, далее в Воронеж, где отсидел месяца два в изоляторе — в одиночке, и месяца четыре в домзаке. В последнем условия были ужаснейшие: от тесноты и ног некуда было протянуть, и месяца два с половиной голодал. За дня три до Святой Пасхи прибыли в Темниковский лагерь. И сразу на работу — убирать и жечь сучья в лесу. Но поработал я только недели две, а затем заболел сыпняком. Отвезли в центральный госпиталь. Думал, не выживу: ведь сердце слабое, но Господь сохранил еще на покаяние. Месяца полтора лежал, а затем последовательно побывал на трех лагерных пунктах в течение года, и хотя сразу был зачислен в инвалиды, но по воле и неволе работал всякого рода работку (до 30 видов), но больше на заготовке дров. Месяца два эту работу мы исполняли маленькой бригадой: три епископа и протоиерей. Епископы: знакомый Вам владыка Николай Орловский, Кирилл Пензенский и я грешный...
В мае 1934 года очутились в Сарове, где и пробыли год. Счастье было каждый день быть на могилке преподобного Серафима, наслаждаться видом святых храмов и священных изображений на них. Снаружи святые храмы остались без изменений, и так приятно было ходить в монастырской ограде, переносясь мыслию в прошлое, и чувствовать облагоуханный молитвой воздух...
В мае 1935 года перегнали нас пешком верст за двенадцать на Протяжную — это тоже пункт Сарлага. Здесь работали с месяц на лесном складе по уборке и в лесу, а затем заболели все мы малярией, да такой жестокой... Больше месяца болел, пока не отправили в Алатырскую колонию — конечно, тот же самый лагерь. Неделю были в пути, хотя это переезд был в пределах одного Горьковского края. Что нам, не оправившимся от малярии, стоил этот переезд, можете представить. Эта колония расположена в верстах тридцати от города Алатыря... Здесь место разгрузки, отпуска домой, но мимо нас проходят сотни, чуть не тысячи людей, а нас забывают, обходят. Божия воля, покоряемся ей... О смерти думаю все больше и больше. Молитва святителя Иоасафа Белгородского на каждый час стала моей любимой молитвой: “О, Господи Иисусе Христе Сыне Божий, в час смерти моея приими дух раба Твоего в странствии суща — молитвами Пречистыя Твоея Матери и всех святых Твоих. Аминь”».
В 1937 году епископ Иоанн был отправлен в Ухтпечлаг в город Чибью Коми области. За время последних пересылок, когда разрывалась связь с близкими людьми, он ниоткуда не получал ни посылок, ни писем, так что одежда его пришла в совершенную ветхость, а ботинки рассыпались, и на новом месте в лагере он ходил, как когда-то крестьяне, — в лаптях.
2 декабря 1937 года в бараке, где жил владыка, был произведен обыск, и у него изъяли пять церковных книг и тетрадь; в тот же день он был арестован и заключен во внутреннюю лагерную тюрьму. 14 декабря следствие было закончено. Епископ был обвинен в религиозной деятельности, в том, что вместе с другими молился и хранил религиозные книги и записи.
5 января 1938 года тройка НКВД приговорила епископа Иоанна к расстрелу. Владыка был расстрелян 11 марта 1938 года и погребен в общей безвестной могиле.


Полный текст жития опубликован в книге «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века, составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Февраль». Тверь, 2005. 
Для желающих приобрести книги: тел.: 8 (916) 032 84 71 
e-mail: at249@mail.ru
Автор: на Комментариев нет:
Ярлыки: , ,

Священномученик Михаил (Околович)


«Я пока еще жив»

26 марта Русская Православная Церковь празднует память священномученика Михаила (Околовича)

«Околович, судя по его разговору и по книгам, имеющимся у него, поп не простой, а современный, просвещенный. Так у него, кроме книг религиозно-нравственного, духовного содержания и беллетристики, есть немало книг по философии, социологии... У Околовича оказались деньги, собранные комитетом прихода Крестовоздвиженской церкви... Деньги разделены по отдельным мешочкам: так, есть деньги, собранные для бедных, для заключенных домзака, для больных в домзаке. Есть порядочное количество прошений и заявлений о выдаче пособий ввиду бедности, болезни, есть записки с выражением благодарности и признательности за оказанную помощь из домзака за подписями врачей больницы домзака, есть несколько уведомлений о получении продуктов, денег с выражением благодарности от имени больных», — так писал об отце Михаиле сотрудник ОГПУ в рапорте, составленном после обыска в квартире священника. Вскоре после этого отец Михаил был приговорен к трем годам концлагеря.


***
Священномученик Михаил родился в 1888 году в городе Полоцке Витебской губернии в семье священника. Окончив в 1914 году Санкт-Петербургскую духовную академию, он был рукоположен во священника ко храму Иркутского духовного училища. В 1917 году на собрании духовенства и мирян Иркутской епархии отец Михаил был избран делегатом на Всероссийский Поместный Церковный Собор.
В 1918 году, после прихода к власти большевиков духовное училище было закрыто, и отец Михаил был назначен служить священником в Крестовоздвиженскую церковь. К этому времени он стал одним из наиболее известных и уважаемых пастырей города — его полюбили за истовое, благоговейное служение, глубокие сердечные проповеди, сострадание к людям, готовность всегда прийти на помощь.
Фото 1
 
 
 
Осенью 1924 года Иркутск посетил один из основателей обновленчества, сложивший с себя сан священника, Калиновский. Для участия в диспуте с ним были приглашены епископ Нижнеудинский Кирилл (Соколов) и многие известные священники города, и в их числе отец Михаил Околович. Первым выступил Калиновский, который заявил, что до революции люди были ограничены в развитии, раньше они не знали, что такое солнце. Теперь люди все тайны узнали, и религии для них не нужны. Наука для человека — все, где наука — там Бога нет. И призвал присутствующих нести свет знаний в деревню, чтобы и там перестали веровать в Бога.
В ответ выступил отец Михаил. Осенив себя крестным знамением, он сказал, что говорить с людьми, которые всецело разделяют взгляд Калиновского, нелегко, и он просит об одном — спокойно выслушать его, и, если хотя одно только сердце из присутствующих выслушает со вниманием о бытии Божием, то он будет вознагражден. Калиновский, говоря о Боге, не доказал, можно ли познать Его эмпирически, то есть постигнуть умом, увидеть глазами, осязать руками, и ему этого никогда не доказать, потому что наука имеет известный предел, далее которого проникнуть она бессильна. Но эта область непостижимого внешним опытом постигается внутренним чувством человека. Человек сердцем входит в общение с Богом и здесь познает и постигает Его. Мы верим в существующее, вы — в несуществующее, наша вера положительная, ваша — отрицательная, наша вера разумная, ваша — безумная. Мы верим, что в мире все совершается от разных причин, а вы все приписываете случаю. А поэтому мы к логике, к разуму зовем вас. Вот звезды на небе, но они не сами по себе откуда-то взялись, кто-то их повесил там. Вот времена года чередуются между собой планомерно, вот планеты совершают путь свой по небосклону — и все сие по известным законам делается. Но законов без законодателя нет, и такой Законодатель может быть и есть только Бог. Когда избрали почетным членом академии известного ученого Пастера, он сказал: «Я глубоко верующий». «Как же вы верите, ведь вы много знаете?» — спросили его академики. Пастер ответил: «Потому я и верую в Бога, что много знаю, и чем больше у меня будет знаний, тем больше буду веровать». Отец Михаил еще долго говорил, пытаясь убедить присутствующих в соответствии Священного Писания истине.
Затем выступили другие православные пастыри. В конце диспута на сцену вышел известный в Иркутске юродивый, который сказал Калиновскому: «Жизнь без веры и религии то же, что оранжерея без цветов, муж без жены, дети без матери, ораторы без речи, музыка без звуков...»
В это время из зала раздались крики атеистов: «Долой, довольно!»
«Вы кричите “долой, довольно”, — ответил юродивый. — Хорошо. Не надо ничего: уничтожим все красивое в мире, не нужно заповедей: не убий, не прелюбы сотвори, не укради, — если все отставить, то с чем останемся? Дальше ничего нет... Жутко... Взрослые не хотят слушать, так я хочу сказать несколько слов детям...»
Однако ему не дали договорить, и на этом диспут закончился.
Вопрос с диспутами — дискутировать ли дальше на подобные темы — власти решили быстро и однозначно. В конце 1924 года отец Михаил был возведен в сан протоиерея, а 17 февраля 1925 года — арестован.
13 ноября 1925 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило протоиерея Михаила к трем годам заключения в концлагерь. По окончании срока заключения ему было запрещено жить в Иркутске, и он поселился в Минусинске. Служить в храме власти ему запретили, на светскую работу его не принимали как священника, и он пел в храме на клиросе, а жил тем, что продавал последние остававшиеся у него вещи, сокрушаясь, что, лишенный средств к существованию, не может благотворить нуждающимся.
В начале 1930-х годов поднялась новая волна гонений на Русскую Православную Церковь, направленная, в частности, на уничтожение остатков епархиальных управлений, для чего арестовывались прежде всего правящие архиереи и близкое к ним духовенство. Такие аресты прошли и в Минусинске, и 26 февраля 1933 года среди других был арестован и отец Михаил.
Вызванный на допрос, священник виновным себя не признал и в собственноручно написанных показаниях заявил: «По вопросу существования какой-то организации, направленной к противодействию начинаниям советской власти, я ни от кого ничего не слыхал; не слыхал и разговоров о необходимости создания какого-либо объединения для подобной цели».
 
 



















Фото 2

10 июня 1933 года тройка ОГПУ приговорила отца Михаила к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь, и он был отправлен в 4-е отделение Дальлага НКВД, заключенные которого занимались строительством города Комсомольска-на-Амуре.
Из заключения он писал духовной дочери: «У меня... юбилейный год — десять лет скитальческой жизни. К тихому берегу в этой жизни уже не чаю пристать. Пока еще жив и тяну лямку. Конечно, если бы не милость Божия и поддержка близких, уже не таскал бы ноги. В отношении работы и прочего настоящее положение свое считаю хорошим... Да хранит Господь! Не поминайте лихом Вашего друга и кума. Далекий Амурец».
В 1937–1938 годах началось новое гонение на духовенство, коснувшееся и тех, кто находился в тюрьмах и концлагерях. 26 марта 1938 года тройка НКВД приговорила протоиерея Михаила к расстрелу. Он был расстрелян в тот же день, 26 марта, и погребен в общей безвестной могиле.
Фото 1 — 1917 г. Священник Михаил Околович в год участия в Поместном Соборе.
Фото 2 — 1938 г. Протоиерей Михаил Околович незадолго до мученической кончины.

Игумен Дамаскин (Орловский) — секретарь Синодальной комиссии по канонизации святых, руководитель фонда «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви», клирик храма Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе (Москва), www.fond.ru.
Фотография игумена Дамаскина — Владимир Ештокин.

Автор: на Комментариев нет:
Ярлыки: , ,

Священномученик Павел (Ансимов)

=======

ФОМА
http://www.foma.ru/article/index.php?news=4875

Фонд
http://www.fond.ru/userfiles/person/1193/1295802883.pdf




ечать№ 11 (91) ноябрь 2010




"ЖИВОЕ ПОСОБИЕ"

Памяти священномученика Павла (Ансимова)


21 ноября Русская Православная Церковь празднует памятьсвященномученика Павла (Ансимова).

Священномученик Павел родился 24 августа 1891 года в селе Четыре Бугра Астраханской губернии в семье священника Георгия Ансимова. В 1906 году Павел окончил Астраханское епархиальное училище, в 1911-м — Астраханскую духовную семинарию. В 1912 году Павел Георгиевич обвенчался с девицей Марией, дочерью священника Вячеслава Соллертинского, настоятеля одного из астраханских храмов, и был рукоположен во священника. Однако желание расширить образование было настолько сильным, что он решил, несмотря на свое семейное положение, поступить в Казанскую духовную академию. Он окончил академию в 1918 году, во время разрухи государства и начавшихся гонений на Русскую Православную Церковь.

В 1921 году отец Павел был приглашен служить в Успенский храм в станицу Ладожская на Кубани. В это время в южных губерниях страны наступил голод, и семье священника пришлось испытать много лишений, пока добрались до станицы. Бывало, они доходили до какого-нибудь села, матушка вставала просить милостыню у храма, и затем они двигались дальше. В 1923 году храм в Ладожской был захвачен обновленцами и затем закрыт, и отцу Павлу пришлось покинуть станицу. В это время его тесть-священник написал ему, что есть место регента в храме Введения в Черкизове в Москве, и, если отец Павел желает, то может занять это место. Он согласился на предложение и в 1924 году стал служить в храме регентом.

В 1925 году освободилось место священника в храме Введения на Введенской площади в Москве, и отец Павел был назначен туда. Но безбожники заявили, что им нужен клуб, и в 1929 году Введенский храм был разграблен, а его здание отдано под клуб.

В 1930 году отца Павла назначили служить в храм святителя Николая в Покровском. При храме образовалась монашеская община из сестер закрытых московских монастырей.
23 июня 1930 года отец Павел был арестован по обвинению в организации сестричества при храме и заключен в Бутырскую тюрьму. Поскольку основная причина ареста была та, что он был священником, то следователь ОГПУ предложил ему оставить церковное служение. «Напишите, что вы уходите, — сказал он, — мы вас возьмем счетоводом, молодые нам нужны, а вы человек грамотный, молодой». Отец Павел отказался, и был жестоко избит.

Обвинения следователю не удалось доказать, и 12 августа 1930 года священник был освобожден и вернулся к служению в храме. За ревностную и беспорочную службу он вскоре был возведен в сан протоиерея.

В ХХ веке — веке массовых преступлений — жизнь человека и его свобода почти перестали цениться, и можно было арестовать человека, используя его в качестве «пособия» во время учебной практики. «Научный» руководитель из ОГПУ предложил двум курсантам пройти практику, арестовав какого-нибудь священника. Таким «пособием» стал отец Павел.

В ночь с 28 на 29 декабря 1930 года курсанты провели тщательный обыск в квартире священника, перевернув все верх дном и вскрыв все киоты на иконах. После обыска отцу Павлу приказали прощаться с родными, как если бы его ожидал долгий срок заключения или даже смерть. Отец Павел попрощался с семьей, и его увели — сначала в тюрьму ОГПУ на Лубянке, а затем в Бутырскую. Основанием, почему именно отец Павел стал «пособием» для проведения учебных юридических действий, явилось донесение, в котором был воспроизведен рассказ одного из священников о своем пребывании на Лубянке, в котором он среди прочих знакомых упомянул имя и отца Павла Ансимова.

«Меня в последний раз в ГПУ допрашивали около семи часов подряд, — рассказал этот священник. — Допрашивали четверо... Чего они ищут? Не пойму. Как они ни вертись, а всё равно погибнут. Когда — это вопрос. Или сами помрут, или их изживут. Конечно, мне не дожить до конца того или иного. Но кто-нибудь, из могущих дожить до этого момента, попомнит мои слова. Отцу Павлу Ансимову отец Михаил... предлагает перейти к себе в церковь... Но по-моему, не стоит. Уж если будут гнать, так нигде не спасешься. И будет ли там лучше — вопрос. Каждый из нас священников, служителей Церкви, должен оставаться до конца... не покидать мать нашу Церковь, и особенно, когда она больна, не переходить с места на место. В ГПУ меня в последний раз водили по каким-то коридорам подвальных и других этажей, прежде чем попасть мне на допрос. Уж зачем это нужно было, никак не могу додуматься. А обратно очень быстро я вышел во двор и потом на улицу... Отдать справедливость — тонко и умело работают! А самое главное, сильное моральное действие производит пребывание в этом злачном месте».

После месяца пребывания в тюрьме отец Павел был освобожден. Войдя в дом, священник встал перед иконами и, помолившись, сказал: «Господь дает мне некоторое время еще послужить».
В 1931 году храм святителя Николая в Покровском был закрыт, и началось его разрушение. На грузовой машине к храму подкатили рабочие и стали снимать с купола крест. Накинули на крест веревки и стали раскачивать, но он долго не поддавался. Пошел дождь, что страшно раздражало рабочих, так как им пришлось мокнуть на крыше. Наконец им удалось выдернуть крест, и он повис перевернутым, и с него, как слезы, стали стекать капли дождя. Отец Павел смотрел вместе с сыном на гибель храма, в котором еще недавно совершалась Божественная литургия и прославлялся Творец и Господь, а теперь творение яростно ругалось Творцу. Дождь пошел сильнее. В это время крест стал падать вниз. Чтобы в душе ребенка не запечатлелся образ поругания над символом Христовых страданий, символом победы над смертью, отец Павел накрыл сына с головой полами своего пальто.

С 1932 по 1935 год отец Павел служил в храме Воскресения на Семеновском кладбище до его закрытия, а затем перешел служить в храм Рождества Христова в Измайловском. Отец Павел был человеком утонченным, с нежной душой и, бывало, писал своим прихожанам маленькие записки, чтобы поддержать их в эту страшную и безжалостную эпоху гонений, когда облако смерти нависло не только над верующими, но и над всей страной.

«Приветствую маленькую Женю, — писал он в 1936 году одной прихожанке. — Пусть нынешний день напомнит тебе о том счастливом, невинном детстве, когда душа была чиста, и все мысли были хороши и светлы, и дай Господь, чтобы причащение Святых Таин обновило твою душу и соделало ее чистой и молодой, способной воспринимать благодать Божию такой, какая она есть. Буду, как и всегда, молить Бога, да оградит Он тебя от всех зол и всех жизненных невзгод, привлечет к Себе для спасения твоей души. Дай Господи, чтобы твое христианское сердце постоянно горело любовью к Богу и ближним и побуждало делать только доброе и хорошее, избегая худого. Храни тебя Бог. Грешный молитвенник и доброжелатель протоиерей Павел Ансимов».

Когда прихожане спрашивали отца Павла, что такое счастье, особенно в то тяжелое время, когда на их глазах рушилось всё, рушились храмы и монастыри, и даже самые кладбища, не могущие никак повредить новой власти, как память о прошлом, сметались с лица земли, отец Павел говорил: «Счастье — это способность человека радоваться всему, что дает ему Господь».

В 1937 году на отца Павла донесли, что он проповедует так, что его проповеди можно истолковать как антисоветские. 2 ноября 1937 года отец Павел вместе с группой прихожан был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму. Сотрудники НКВД в обвинительном заключении написали о них: «В городе Москве существует широко разветвленная контрреволюционная фашистская группа церковников, состоящая в большинстве своем из монахов, бывших людей и лиц без определенных занятий. Группу возглавляет Ансимов Павел Георгиевич; группа распространяет разного рода ложные слухи о войне и якобы скорой гибели советской власти, о тяжелом материальном положении трудящихся, о якобы существующем в СССР гонении на религию и духовенство, которое безвинно осуждают и высылают в отдаленные места СССР, где последних подвергают пыткам и мучениям».

Отец Павел обвинялся в том, что «возглавлял группу церковников, снабжал участников последней контрреволюционной литературой. Среди окружающих... распространял разного рода ложные контрреволюционные провокационные слухи о якобы существующем в СССР гонении на религию и духовенство...».

Следователи на допросах попытались обвинить священника в нелояльном отношении к власти и в совершении тайных богослужений и треб, но отец Павел категорически отказался признать возводимые на него обвинения.

19 ноября 1937 года тройка НКВД приговорила отца Павла к расстрелу. Протоиерей Павел Ансимов был расстрелян 21 ноября 1937 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.

Полный текст жития священномученика Павла (Ансимова) опубликован в книге «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Дополнительный том IV». Тверь, 2006.
Для желающих приобрести книги: тел.: 8 (916) 032 84 71 или e-mail: at249@mail.ru
Автор: на Комментариев нет:
Ярлыки: , ,

Свщмч Анатолий (Грисюк), митрополит Одесский

ФОМА

Фонд
http://www.fond.ru/userfiles/person/62/1289206448.pdf

======
№ 1 (105) январь 2012

62% СТРАДАНИЯ

Памяти священномученика Анатолия (Грисюка)


23 января Русская Православная Церковь празднует памятьсвященномученика Анатолия (Грисюка), митрополита Одесского.

Священномученик Анатолий родился в 1880 году в городе Кременце Волынской губернии в семье бухгалтера Кременецкого уездного казначейства Григория Грисюка и в крещении наречен был Андреем. Окончив в 1900 году Волынскую духовную семинарию, он поступил в Киевскую духовную академию. В 1903 году был пострижен в монашество с наречением имени Анатолий и в том же году рукоположен во иеродиакона, а через год — во иеромонаха. По окончании в 1904 году академии иеромонах Анатолий был определен на кафедру общей церковной истории в звании исполняющего должность доцента Киевской духовной академии. Человек чрезвычайно одаренный, он самоотверженно готовился к занятиям наукой. Однако эпоха уготовила ему иное занятие — спасение своей души через страдание.

В 1905—1906 годах иеромонах Анатолий находился в командировке в Константинополе, результатом которой стало научное исследование «Исторический очерк сирийского монашества до половины VI века». За это исследование в 1911 году он был удостоен степени магистра богословия и премии имени митрополита Макария. Высоко оценивая его дарования, архиепископ Антоний (Храповицкий) писал: «Иеромонах Анатолий... талантливый... широко осведомленный преподаватель. Он становится хозяином не только в истории событий церковной жизни, но и вообще в богословии... Держась строго православного учения, отец Анатолий... обладает мыслью смелой и не подчиняется литературным пособиям, но распоряжается ими, как установившийся уже ученый».

В 1911 году отец Анатолий был возведен в сан архимандрита, в 1912-м назначен на должность штатного экстраординарного профессора Киевской духовной академии и в том же году — на должность инспектора и экстраординарного профессора Московской духовной академии. В 1913 году он был переведен на должность ректора Казанской духовной академии и в том же году хиротонисан во епископа Чистопольского, викария Казанской епархии.

С приходом к власти в 1917 году большевиков началось гонение на Русскую Православную Церковь. В 1918 году указом советского правительства в России были закрыты все духовные учебные заведения. Осенью 1918 года Высшее Церковное управление при Патриархе Тихоне посоветовало преосвященному Анатолию воспользоваться тем, что советское правительство дозволило «обучаться религии» частным образом и сохранить академию. Заведующий Казанским губернским отделом народного образования дал согласие на существование подобного частного учебного заведения, и епископу Анатолию были выданы официальный штамп и государственная печать. Поскольку здание академии было отобрано, то лекции читались на дому у профессоров, а совет Казанской духовной академии собирался на квартире ее ректора, епископа Анатолия.

Епископ поддерживал регулярную переписку с патриархом Тихоном, испрашивая его благословения на те или иные действия по академии, а также ставя Святейшего в известность обо всем в ней происходящем. К 1921 году ВЧК удалось установить контроль над перепиской патриарха Тихона и получить доступ к адресованным на его имя официальным документам. В марте 1921 года ВЧК изучила письма епископа Анатолия, касающиеся деятельности Казанской духовной академии, после чего заместитель председателя ВЧК вместе с юрисконсультом ВЧК Шпицбергом направили записку начальнику 8-го отдела наркомюста Красикову, в которой писали: «Из переписки епископа Анатолия на имя Патриарха Тихона усматривается, что в Казани до сих пор существует Духовная академия, подчиняющаяся идейным и служебным директивам Патриарха... мы полагаем, что наличность в Казани подобного очага мракобесия, руководимого духовно-административным центром... нежелательна. Просим вас принять меры к пресечению дальнейшей деятельности указанного учреждения». В соответствии с этим пожеланием епископ Анатолий был арестован и приговорен к одному году принудительных работ.

По освобождении в 1922 году епископ Анатолий был назначен на Самарскую кафедру. 24 февраля 1923 года в квартире епископа был произведен обыск, во время которого сотрудник ОГПУ вынул из-за шкафа сверток с воззваниями, им же самим и положенный, и в ту же ночь епископ Анатолий был арестован.

Во время следствия владыка, проанализировав текст, сумел доказать, что воззвание является фальшивкой и ему не принадлежит. Ученые занятия и навык анализировать тексты на предмет их достоверности весьма помогли ему в этом случае. В том же году он был освобожден и возведен в сан архиепископа. Вскоре он вновь был арестован по обвинению в распространении антисоветских слухов и выслан в Туркмению, в город Красноводск на три года.

Находясь в ссылке, архиепископ писал профессору церковной истории Бриллиантову:
«...мы теперь не столько изучаем древнюю церковную историю, сколько являемся жертвами трагизма новейшей русской церковной истории... Мы делаем историю, а не пишем ее... Когда утихомирится взволнованное море, когда выйдет из испытания... наша родная Церковь, — ведомо Самому Богу...»

В 1927 году по окончании срока ссылки архиепископ Анатолий вернулся в Самару и был назначен постоянным членом Священного Синода. В 1928 году он был направлен на Одесскую кафедру; в 1932 году — возведен в сан митрополита.

В 1936 году митрополит Анатолий был арестован. После того как следствие было закончено, владыка, видя, что в обвинительном заключении остались те же формулировки, какие он во время следствия, казалось, оспорил, направил жалобу в прокуратуру, в которой писал: «Сообщенные мною самим выражения из частных моих бесед... взятые вне контекста или связи, при известном освещении могут быть истолкованы как проявление моего антисоветского настроения и в устах легкомысленного человека могли при передаче быть использованы в этом недобром смысле, но в моих собственных устах они, эти выражения, были лишь плодом моего глубокого недоумения пред фактом резкого и в некоторых местах порученной мне епархии сплошного, почти на 100 %, закрытия церквей и плодом чувства огорчения, очень естественного во мне перед лицом этого факта. Выражения же из свидетельских показаний, приведенные в доказательство моей антисоветской агитации, или вырваны из связи, или искажены, или просто не соответствуют действительности...»

21 января 1937 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило митрополита Анатолия к пяти годам заключения в лагерь, и он был отправлен в Ухтпечлаг. Часть пути узники проходили пешком — по снегу, в суровых условиях северной зимы. Больной митрополит с трудом передвигался, и охрана подгоняла его прикладами, не давая времени отдохнуть. Когда он падал, ему разрешали сесть в кузов грузовика и везли до тех пор, пока он не приходил в себя, а затем выталкивали из кузова и снова гнали пешком.

14 февраля 1937 года этап прибыл в Кылтовскую сельхозколонию в Коми. В октябре митрополит Анатолий был признан инвалидом и освобожден от работы, но в ноябре его снова вывели на общие лагерные работы. В конце концов болезни и каторжный труд привели к тому, что он почти ослеп и в ноябре-декабре 1937 года не смог выполнять норму. Талантливый церковный историк, образованием и дарованиями предназначенный к ученой деятельности, удостоенный когда-то похвал известных профессоров и святителей, он получил теперь лишь скупую похвалу надзирателя: «Работу выполняет на 62%. По старости работает слабо, но старается».

В январе 1938 года состояние здоровья митрополита ухудшилось настолько, что он был помещен в лагерную больницу. 23 января 1938 года в 17 часов 10 минут митрополит Анатолий скончался. Перед самой смертью от него потребовали, чтобы он отдал Евангелие и нательный крест, с которыми он не расставался ни в тюрьме, ни в концлагере. Митрополит отказался. Евангелие вырвали из его рук силой, но крест он не отдал и, защищая слабеющими руками грудь, предал свою праведную душу Господу.



Полные тексты житий новомучеников опубликованы в книгах «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века, составленные игуменом Дамаскином (Орловским). Январь–Июнь. (Тверь, 2005–2008)» и других и размещены на сайте: www.fond.ru.

Для желающих приобрести книги:  тел.: 8 (916) 032 84 71 или e-mail: at249@yandex.ru




Илл.:
Митрополит Анатолий (Грисюк). Москва. Бутырская тюрьма. 1936 год
Карта зачета рабочих дней Грисюка Анатолия Григорьевича 

Автор: на 1 комментарий:
Ярлыки: , ,
Подписаться на: Сообщения (Atom)