Проповедь протоиерея Георгия Митрофанова в день празднования Собора Новомучеников и Исповедников Российских

Проповедь протоиерея Георгия Митрофанова в день празднования Собора Новомучеников и Исповедников Российских

Февраль 12th 2011 -

Проповедь протоиерея Георгия Митрофанова в день празднования Собора Новомучеников и Исповедников Российских

Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.

Сегодняшний воскресный день, дорогие братья и сестры, является днем поминовения всех новомучеников и исповедников Российских, убиенных в ХХ веке в период страшных гонений на Русскую Православную Церковь.

Поразительно само установление этого дня, которое произошло на Поместном Соборе в 1918 году. Собор должен был начать свою вторую сессию 20 января 1918 года, и члены Собора ожидали, что его почетный председатель митрополит Киевский Владимир (Богоявленский) приедет на эту сессию. Но он не приехал. И очень скоро собравшиеся члены Собора узнали, что он убит.

Убит почетный председатель Поместного Собора, который был созван после двухсотлетнего перерыва. Убит архиерей, считавшийся по праву одним из самых авторитетных и уважаемых архиереев Русской Церкви. И самое страшное, убит руками русских же людей.

Вот это событие, потрясшее весь Собор, конечно, стало предметом серьезного обсуждения. Но еще более потрясло Собор то, что убийство это произошло при поистине искусительных обстоятельствах.

Убийцы святого митрополита Владимира явились в Киево-Печерскую Лавру, они несколько часов истязали Святителя, а потом увели его из Лавры и убили. И никто из многочисленной братии Киево-Печерской Лавры не попытался защитить своего священноархимандрита, не попытался разделить с ним его мученическую смерть.

Вот это было особенно страшно. Потому что убийц было не более дюжины, а лаврской братии были многие десятки. Почему это случилось тогда? Уже на Соборе этот вопрос задавали себе его участники. И не зная до конца еще ответа на этот вопрос, лишь смутно предчувствуя, что, наверное, многим из них придется так же разделить с митрополитом Владимиром страшную участь быть не просто убитыми, но быть еще и преданными своими пасомыми, своими сослужителями, члены Собора, объединенные единым порывом, приняли решение о том, что в надвигающихся на Церковь гонениях, память мучеников, которых будет становиться, безусловно, все больше и больше, должна отмечаться либо в день убиения митрополита Владимира, либо в ближайшее воскресение после этого дня.

Сегодняшнее воскресенье таковым и является. По существу, молясь сегодня о тех, кто был за веру и церковь подвергнут мукам и смерти, молитвенно обращаясь к тем, кто уже прославлен из этого сонма мучеников, мы выполняем волю Поместного Собора 1917-18 годов. Того удивительного Собора, который явился первым в истории Русской Церкви Собором мучеников. Ибо многим членам Поместного Собора суждено было пойти тем же крестным путем, каким пошел святой митрополит Владимир.

Так продолжалось годы, десятилетия. И уже тогда, когда начинались эти гонения, многие задавались вопросом: почему же это случилось в Святой Руси? Почему стало возможным это гонение? Ответить до конца на этот вопрос нельзя даже нам с вами, ибо здесь есть некая тайна Божия. И все-таки многое мы можем для самих себя объяснить, сформулировать. Многое не просто можем, но и должны понять, применив это свое тяжелое знание причин гонения, обрушившихся на Русскую Церковь, к нашей современной жизни.

Увы, нам очень часто свойственно сейчас, говоря о той действительно прекрасной духовно-исторической жизни, которой жила Россия в канун 1917 года, не видеть многие из тех недостатков, которые имели место.

Да, Русская Православная Церковь была крупнейшей поместной православной церковью в мире. Ее духовенство было самым образованным, ее богатства были несравнимы с богатствами никакой другой православной поместной церкви. Количество храмов, монастырей превосходило многие поместные церкви православного мира. И находилась церковь под защитой православной монархической власти.

Все казалось незыблемым, все казалось построенным на века. Но уже тогда, уже в нашей с вами церкви были те, кто вольно или невольно разрушал ее. Были высокомерные, далекие от своей паствы и своего духовенства архиереи, не желавшие знать нужд своих епархий. Были священники суетные, корыстные, думавшие лишь о своем земном благоустроении, но не о нуждах своих пасомых. Были ленивые и невежественные монахи.

И наконец, были православные миряне, большая часть которых причащалась только раз в год, подавляющее большинство которых воспринимало церковную жизнь, как всего лишь почетную бытовую традицию. И вот эти люди, сами того не ведая, постоянно искушая друг друга, теряли веру и убивали веру.

Именно из-за этих пастырей, не исполнявших своего долга, и из-за пасомых, живших так, как будто церковь к ним не имеет почти никакого отношения, из их же среды выходили те, кто готов был уничтожать церковь, убивать духовенство, убивать даже всех тех, кто готов был возвысить свой голос в защиту поругаемых святынь.

Не все они были просто злодеями. Многие из них становились злодеями после того, как в их жизни бывали случаи, когда кто-то из представителей духовенства или старших, почтенных по своему жизненному опыту мирян, искушал их своей неправедной жизнью.

Видя недостатки священства, недостатки мирян, эти люди решали для себя, что Бога нет, что Христос никогда в этот мир и не приходил, и что религия это действительно опиум для народа. И вот такие обиженные «праведники», превращавшиеся в злодеев, часто оказывались самыми страшными разрушителями церкви.

И может быть, самое печальное обстоятельство того времени заключалось в том, что, когда гонение на церковь обрушилось, в первую очередь погибали именно те архиереи, именно те священнослужители, именно те монахи и те миряне, которые, наоборот, являли собой в полной мере весь идеал Христовой жизни на земле. Церковь гнали из-за худших, а погибали в ней прежде всего лучшие.

Эту свою трагедию церковь впервые осознала на Поместном Соборе. И вот тогда в Москве, уже захваченной большевиками, уже превращавшейся в столицу первого в истории России безбожного государства на русской земле, лишенные какой бы то ни было внешней защиты, члены Поместного Собора не только принимали решения, нужные для нашей церковной жизни и по сей день, к сожалению, во многом еще нереализованные, но они молились о том, чтобы Господь сохранил Россию даже ценой их собственной жизни.

Здесь перед нами отрывается еще одно тяжелое для нашего восприятия этих событий обстоятельство. Когда гонят церковь, она должна защищаться. Но разные члены церкви защищаются по-разному. У архиерея, священнослужителя нет иного способа защиты церкви и часто самого себя, кроме молитвы, кроме пастырского слова.

Но не всегда этой молитвы оказывается достаточно, не всегда пастырское слово способно остановить богоборцев. И тогда должны были сказать свое слово православные миряне, которые если это необходимо должны были даже внешней силой, даже силой оружия защитить своих беззащитных пастырей. Ибо священнослужитель даже самого себя не может защищать силой оружия. Он совершенно беззащитен в периоды таких гражданских смут.

Но тщетно ждали члены Собора, что миряне соберутся на Русской земле и силой попытаются воспротивиться злу, которое охватило страну. Очень немного было тех православных мирян, которые попытались, жертвуя собой на поле брани, защитить православную Россию. Им суждено было потерпеть военное поражение.

Уже после этого поражения в Гражданской войне, когда немногочисленные православные миряне, исполнявшие свой воинский долг до конца, вынуждены были отступить, усеяв русскую землю братскими могилами, наступило страшное. Церковь вдруг обнаружила, что внутри себя она подвергается глубокому раздору и разделению.

В двадцатые годы духовенства было уничтожено почти столько же, сколько за всю Гражданскую войну. В двадцатые годы очень часто и духовные лица и миряне уничтожались по наветам и доносам, по предательству тех, кто еще недавно казался им братьями во Христе.

Еще более страшными оказались тридцатые годы, когда только за один 1937 год было уничтожено около 85 тысяч священнослужителей. И это при том, что к 1917 году их было менее 150 тысяч.

Казалось, церкви нет места на Русской земле. И тем не менее, случилось настоящее чудо. Церковь осталась на нашей земле, и, хотя гонения продолжались в тех или иных формах вплоть до 1990 года, подчас скрытые, лукавые, коварные, она смогла в условиях той свободы, которая дана нам теперь, уже более широко, более последовательно и самое главное, более независимо и свободно возвестить слово Божие.

Мне бы сейчас очень хотелось, чтобы те из нас, кто начал свою церковную жизнь еще в 60-ые, 70-ые, 80-ые годы, задумался вот над чем.

Ведь тогда, когда вы чувствовали себя действительно изгоями в советском обществе, когда нам самим и в голову не могло прийти, что богоборческий коммунизм рухнет, когда нам казалось, что мы так до конца своих дней и будем украдкой ходить в немногочисленные открытые храмы, и надеяться только на то, чтобы не закрылся и этот храм, в который мы ходим, чтобы не обрушились на нас или на наших детей какие-то неприятности в связи с тем, что мы православные христиане.

И вот уже почти 15 лет мы живем в условиях, когда мы действительно свободны. Вот уже почти 15 лет открываются все новые и новые храмы и монастыри. Значительно увеличилось число пастырей. Но все ли так хорошо, как нам когда-то и не мечталось?

Увы, нет. Мы видим, что очень многие люди так и не пришли в церковь. Хорошие, добрые люди не пришли в церковь. А некоторые из тех, кто пришел в церковь, оставил ее. Почему это происходит? Наверное, потому же, почему произошло некогда и гонение на церковь.

Потому что мы с вами – все, и архиереи, и священники, и монахи, и миряне, оказываемся недостойными той великой миссии, которую возлагает на нас Господь. Мы за 15 лет ухитрились искусить столь многих, что наша церковь и по сей день остается пристанищем для незначительной части русского народа.

Страшные цифры уже многие годы известны в нашей стране. В России хотя бы раз в год причащаются не более трех-четырех процентов населения. А только этих людей мы и можем назвать в полном смысле этого слова людьми воцерковленными. Почему это так? Почему, даже пройдя страшный опыт гонений, мы оказываемся неспособными исполнять свою христианскую миссию?

Очень часто задумываясь над тем, что возрождение церковной жизни наконец-то в нашей стране наступило, мы, наверное, вольно или невольно думали о том, что и по нашим молитвам это случилось. Ведь мы же в те годы, когда все было запрещено, когда церковь была вне общества, вне жизни, обращаясь ко Христу, молились о том, чтобы церковь победила, восторжествовала. Наверное, молились. Конечно, молились. Но надо признать, что, наверное, не по нашим молитвам прежде всего это случилось. А по молитвам тех самых новомучеников, которых десятки, сотни, тысячи, может быть, миллионы еще не прославлены, которые все это время предстояли перед Господом.

И вот когда те лучшие, которые тогда погибали из-за грехов худших, молили Господа о прощении Русской земли, русского народа, надо думать, что Господь и простил в надежде на то, что вымоленный молитвами новомучеников народ придет в храм, что будет лучше, чем тогда, когда церковный народ в начале века, даже посещая храмы, делал это с холодным сердцем и пустой душой.

Однако трезвый взгляд на нас самих, безусловно, открывает нам страшную истину. Мы не только не лучше, мы хуже тех, кто жил в начале века. Количественно нас еще меньше, в плане своего нравственного развития мы куда менее совершенны, нежели они. Каинова печать советского человека с большим трудом стирается из наших душ.

Мы гораздо более суетны, гораздо более корыстны, завистливы, озлоблены, чем были русские люди в начале двадцатого века. Да, тогда была прекрасная богатая страна, а у нас за плечами поколения изломанных истерзанных русских людей.

И тем не менее, по одному этому мы должны были бы быть мудрее и лучше, но этого не происходит. И в плане своего духовного просвещения мы гораздо более не образованы, не просвещены, невежественны, нежели христиане начала века.

Так что же ожидает нас? может быть, новое гонение? Ответа на это нам не дано. Но может быть гонения и не будет, не будет именно потому, что гнать уже практически некого. Потому то, может быть, и было воздвигнуто гонение на церковь в начале века, ибо она была еще достаточно сильна. Ибо, несмотря на недостойных священнослужителей и мирян, там было еще очень и очень много достойных, которых легче было убить, нежели заставить отречься от веры, отступить от своей веры.

А сейчас, нужно ли гонение? Если так многие из нас, многие из тех немногих, которые в церкви, с легкостью забывают, забывают о Христе, забывают о церкви, и тем самым предают свою церковь. Не тем даже, что выступают с какими-то хульными речами, а тем, что в своей жизни они практически ничем не отличаются от людей не церковных.

И даже более того, в своей жизни, будучи просвещены церковным благовестием, ведут себя часто хуже, чем многие не церковные люди. Для чего же гнать нас в таком случае. Мы уже итак благополучно делаем сатанинское дело тем, что, нося на себе кресты, посещая храмы, очень часто не исполняем своего главного христианского долга. Мы сами оказываемся так или иначе подчас гонителями церкви, не отдавая себе в этом отчета.

И только молитвами этих самых святых новомучеников наша церковная жизнь еще жива.

Где же мы с вами, дорогие братья и сестры? Следуем ли мы их заветам? Идем ли мы по их пути? Пока от нас еще не требуется мученическая смерть. Будем следовать им, нашим новомученикам в своей жизни. Не мученическою смертью утверждая Христа, но достойной, одухотворенной, возвышенной христианской жизнью. И тогда, надо надеяться, не придется многим из нас претерпевать те страдания и муки, которые претерпели они. Аминь.