Сб-2 ВСТУПЛЕНИЕ (2013-05-23)

ЭПИГРАФ:
Жизнь (и смерть) святых мучеников и подвижников есть воплощенный идеал истинного, духовного и возвышенного жития. И по этой причине она нам может показаться странной и непонятной. Душа иного подвижника так чиста, так свободна от всяких греховных и омрачающих помыслов, что нам представить это трудно. Потому и описать душевное состояние подвижника нелегко, не сходно оно с нашим. Но я и не дерзал на это, а хотел лишь, чтобы читатель чтением книги доставил себе душевную пользу и мог сказать: «Святые мученики, исповедники и праведники российские, молите Бога о нас!»
'''Иеромонах Дамаскин (Орловский). "Мученики, исповедники и подвижники благочестия Российской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним". Книга 1. - Тверь: Издательство "Булат", 1992 год, стр. 6.'''





ВСТУПЛЕНИЕ

"Прошло 75 лет с 1937 года, который вошел в историю с названием «Большего террора», когда практически закончилась «ликвидация» Русской Церкви, если говорить о ней в количественном смысле. В 1937–1938 годах было уничтожено примерно 98% русских иерархов. Были закрыты все монастыри, духовные школы, почти все храмы. На территории бывшего СССР в 1939 г. осталось 300–400 храмов, которые коммунисты оставили, чтобы можно было сказать, что в России «нет гонений на Церковь», -сказал  протоиерей Владимир Воробьев, ректор Свято-Тихоновского университета, представляя новую книгу о новомучениках и исповедниках Российских, -"Мы помним и чтим героев войны, — забыть о наших новомучениках, которые отдали свою жизнь за веру во Христа, за то, чтобы мы могли жить в Церкви, чтобы путь ко Христу не был отнят у нас, — это еще страшнее, чем забыть своих отцов, убитых на войне."


Впрочем, память о войне — это до сих пор живая кровавая рана, сидящая в душе каждого русского. Трагедия не пережита,  боль долгие годы заглушалась звуком фанфар, а как фанфары стихли, осталась боль и полное непонимание того, что болит и почему. Погибли без счета до сих пор ненайденные солдаты - их всех едва ли найдут поисковики-любители. Погибли в лагерях и убиты новомученики - и почти ни о ком мы не можем сказать, где он похоронен.У нас сформирован такой менталитет. Мы привыкли - не знать. Мы привыкли быстро забывать. И причина тому - совершенное нашими отцами предательство Боги и верных Ему людей.

Неизбежное противостояние Церкви и большевизма вызывало волны гонений на Церковь, сметающие все на своем пути, и линия фронта этих сражений проходила не столько в кабинетах следователей и лагерных бараках, сколько в душах самих мучеников веры, в отношениях их с родственниками, близкими, учениками и последователями, большинство из которых не только не выдержало напора этого врага, но и не собиралось защищать твердыню веры в своем сердце. 

Живет себе семья. Любят, счастливы, полны надежд.И тут случается катастрофа: революция, войны, репрессии. Маховики истории сдвинулись с места и пошли перемалывать народ. И вот уже молодая мать осталась одна. Ее удел – постоянная тревога, непосильный труд (нужно и работать, и ребенка растить), никаких особых радостей. Похоронка, «десять лет без права переписки», или просто долгое отсутствие без вестей, такое, что надежда тает. Может быть, это и не про мужа, а про брата, отца, других близких.

Выросло и живет два поколения россиян, которым говорили, что "об этом не надо говорить" , мы знаем, что даже - это самое страшное, -  даже своим детям боялись что-нибудь сказать, чтоб не знали, не помнили и не слышали, этот ужас вошел в плоть и кровь народа. “Больно и прискорбно, что меня скоро забыли. Забыли близкие по крови, родные, а что говорить о дальних родных?” (Из письма священномученика Петра Рождествина жене Миле. ок. 1938г. Сиблаг//.«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Май». Тверь. 2007. С. 123-129)

 Когда турист из России приезжает в Германию, один из первых искренних вопросов, который возникает у него, — почему здесь на каждом углу натыкаешься на воспоминания о Холокосте? Почему перед тем или другим домом в землю вмонтированы квадратные бронзовые таблички 10 на 10 сантиметров, на которых выбиты имена и даты жизни евреев, живших в этом доме, обстоятельства их депортации и убийства? Почему немцы стараются к каждому зданию прикрепить информационный ярлык: вот здесь, именно здесь, в этом доме, на втором этаже жила семья сапожника, у них было трое детей, самому младшему полгода, старшей десять, их выселили, отправили в Треблинку, погибли все.

Немцы понимают, что история не может быть рассказана только через колонки цифр. Человеческий мозг не в силах представить себе ни 20 млн, ни 6 млн убитых. Это слишком много, это чудовищно много. Человек отказывается переваривать такую информацию. Цифры пугают и пролетают мимо ушей. Но человек отлично понимает ужас трагедии, когда, взяв стакан кофе на вынос, идет по солнечной улице и видит дом, а рядом с ним в брусчатке — вмонтированные блестящие таблички с именами: папа 35 лет, мама 28 лет, дети 3, 5 и 8 лет. Депортированы и убиты. Человек прекрасно понимает, что это такое — быть выгнанным из своей квартиры. Да мне же самому 35! — восклицает прохожий. Черно-белые фотокарточки хроники оживают, они становятся живыми соседями и друзьями.

Нам трудно представить Россию, охваченную всепожирающим пламенем репрессий. Это была война Церковью на уничтожение, где смерть становилась отстраненной повседневностью. Смерть была рядом и далеко, смерть обволакивала, как воздух или моросящий дождь. К смерти привыкали.

Создается у современного человека впечатление, что была какая-то часть законности в этом процессе. Ну, по бумагам в архиве: арестовали, приговорили, расстреляли. На самом деле ничего этого не было. Арестовали - это значит схватили.  Арест происходил тайно ночью, чтобы никто не видел. Хватали человека и его просто увозили. Суда не было. Была тройка, которую назначили из Москвы. В нее входили начальник управления НКВД, второй секретарь обкома партии, чтобы первому секретарю не заниматься такими грязными делами, прокурор области и  секретарь тройки. И сидели следователи, выбивали показания из людей. На тройку предлагали уже готовые списки. А тройка решала, иногда перелистывая, иногда нет - этих расстрелять, этим иногда, в редких случаях  - 10 лет. Суд по рекомендации следователя. Вот и весь суд.

 Как от них добивались признания? Им предлагали написанный заранее протокол допроса - по шаблону из Москвы присланному:  “Я такой-то признаю, что состоял в контрреволюционной повстанческой организации, или шпионской организации. Или  мой друг - шпион, диверсант”. Если человек отказывался всё это подписать, то ему угрожали родными. Если  ты отказываешься, значит, будем арестовывать твоих, всю твою семью. Тут кто-то не выдерживал. Если выдерживал человек и это - начинались пытки. 

Пытки. Самая простая из них просто стойка, "конвейер". Кажется, ну подумаешь, стоять. На деле это было ужасно. Все, кто претерпел пытки -  они претерпели страшнейшие мучения, сопоставимые с мучениями ранних лет христианства. Следователь сидит, потом его сменяют, кто-то из них пьет чай или водку, звонит домой, поддевает какими-то фразами, стоящего в углу заключенного, но редко дает присесть. А через определенное время начинаются галлюцинации у человека, он не выдерживает. И в этом состоянии он может подписать всё что угодно, не отдавая себе отчета. 

Вот пример "плановой" работы чекистов - расстрел монахинь Горицкого монастыря. Чекистам надо было выполнять план на аресты. И в Белозерске решили выполнить план за счет монашек, которые тут рядом живут. И их арестовали в две-три ночи, всех кого могли. Затем собрали их соседей по домам. Соседям сказали: приближаются выборы, а тут живет контрреволюционный  дух монашества, потом будут против выборов говорить что-нибудь, против советской власти. Мы на время их изолируем. Подпишите, что они такие плохие, контрреволюционные. 
Если кто-то не соглашался подписывать такие показания против своих соседей, тогда невзначай, - дело-то ночью происходило, - клали перед ним на стол пистолет. Намекали на то, что с родственниками будет нехорошо. "А вы что, заодно с ними?" И так далее.

И большая часть этих "свидетелей" подписали то, что следователь написал. Так появились "свидетельские показания". Всего надо было ровно 100 человек представить для списка на тройку. Ну и набрали: 50 священников и 50 монахинь, насельниц Горицкого монастыря. 

Дело в Ленинграде курировал капитан госбезопасности Карпов. На этой зловещей личности следует остановиться особо. Он был тогда начальником секретного политического управления,  в прошлом когда-то окончил семинарию.  Именно его Сталин во время войны назначил управляющим делами Русской Православной Церкви. Этот человек отличался жестокостью в годы руководством оперативными делами Ленинградского, а потом Псковского управления. Он был известен тем, что он мог табуреткой по голове бить заключенного, по его указу применялись наилучшие, как он говорил, способы пыток. Полотенце с нашатырным спиртом оборачивалось вокруг головы и затем следовали избиения, чтобы человек не терял сознание во время этих избиений и признавался.

Этот гонитель Церкви был назначен Сталиным на должность, соответствующую в царской России обер-прокурору Священного Синода. Неудивительно, что  давление на епископов он проводил через самих епископов. Красноречиво об это говорит покаянное письмо свт. Луки от14 июня 1949 года в адрес Патриарха Алексия: “Приношу Вам покаяние в том, что не вполне исполнил наказ Ваш не проповедовать ежедневно.(...) Смиренно прошу прощения в этом и, по долгу послушания, прекращу по возвращении из летнего отдыха в Алуште и эти проповеди, если Вы прикажете. Но не хотел бы я этого, ибо помню слова пророка Исайи: "О вы, напоминающие о Господе. Не умолкайте". Вспоминаю и о том, что праведный Иоанн Кронштадтский проповедовал ежедневно." ("Разработку Луки продолжаем", с.233)

Из  рапорта архиепископа Луки Патриарху от 26 сентября 1949 г.: "Довожу до сведения Вашего Святейшества о новых распоряжениях, полученных от уполномоченного Совета по делам Православной Церкви, очень тяжелых для Крымской епархии: Церкви, не имеющие отдельного священника в течение 6-ти месяцев, закрываются. (...) Деятельность приходского священника строго ограничивается церковью, в которую он зарегистрирован. Вся деятельность в приходе запрещается (...) Крещение допускается только в церкви. (...) Запрещено учащимся в музыкальном училище петь в церковных хорах...Налоги на духовенство увеличиваются..." (ГААРК.Ф. Р-2647. Оп. 1. Д. 11. Л. 96).(Примечания к ст о свт. Луке в жизнеописании иг. Дамаскина (Орловского))

Интересно завершение карьеры этого палача Церкви. В 1955 г. Карпов был уволен с должности начальника отдела «О» МГБ СССР в связи с привлечением его к уголовной ответственности за преступления, совершенные им в 1930-х гг. на территориях Псковской и Ленинградской обл. и Карелии; дело, однако, было закрыто; в 1959 г. за те же преступления над ним нависла угроза исключения его из коммунистической партии – однако и на этот раз это осталось всего лишь угрозой; в 1960 г. Карпов был уволен с должности председателя Совета по делам Русской Православной Церкви и отправлен на пенсию. 

Вот этот Карпов и курировал дело Белозерского духовенства. Причем по этому делу проходили имена духовенства еще и по Ленинграду. Впоследствии, будучи сам привлечен к ответственности, один из тех следователей показал, как проводились допросы. Ведь никаких  данных не было, что это контрреволюционно-повстанческая организация духовенства. И из них надо было выбивать, что это все повстанцы и контрреволюционеры.. Ну, предлагали им протокол допроса. Если кто отказывался подписывать, надевали мешок на голову, сбивали с ног, били ногами, до потери сознания. После этого подтаскивали к столу следователя, вкладывал им ручку в руку и водили - так получали их подписи под документом. Это к вопросу о тех документах, которые мы имеем. И после приговора тройки в Ленинграде привезли и расстреляли в Лениграде. И только больную водянкой мать Зосиму не смогли привезти, - ее даже и при аресте и в тюрьму не поместили, - невозможно было это. Её расстреляли там в Белозерске. 

А когда, уже давно приговоренных к смерти, их выводили из камер, - они об этом приговоре не знали до последнего момента. Им  следователь говорил: “Вот мы с Вами проведем следствие, а потом Вы на суде расскажете то что нужно, это облегчит Вашу вину..” Находясь в тюрьме, они думали, что будет суд. Им врали из страха, из страха перед этими измученными людьми. Ьоялись, что они могут поднять бунт.

Их выводили из камер и говорили, что они пойдут на профосмотр или медосмотр. Вели в комнату, где полностью осматривали. После этого им связывали руки и ноги. Тут кто-то сопротивлялся, возмущался, требовал прокурора, потому что их начинали раздевать полностью, и они уже понимали, что это совсем не медосмотр. Таких били по голове, иногда просто забивали. Мало того, что били по голове, били деревянными дубинами по коленям, по ключицам, в грудь тычком. И были специальные железные палки, одна из них была отточена с одного конца, на другой стороне был приварен молоток. Этой палкой протыкали людей и били этим самым молотком. И уже после всего этого их отвозили - привести приговор в исполнение.

Расстрел. Это в документах так называется - расстреляли. Хранится в архиве предписание на расстрел, есть отметка - вот они расстреляны, всё исполнено, и как будто тоже по какой-то процедуре. Это не всегда было так. Многие были умерщвлены разными способами еще до фигурирующего в документах времени расстрела.Иногда пользовались удушением вместо расстрела, если выстрелы были хорошо слышны. В Ленинграде били людей по голове большими деревянными дубинами при перемещении заключенных. Поэтому не всегда их надо было расстреливать, когда их привозили к месту казни. В Москве, во время исследований на Бутовском полигоне, исследователи поражались поначалу, не обнаруживая пулевых отверстий в останках. 

Это было совсем неожиданно и непонятно. А потом оказалось, что людей из Москвы туда доставляли в машинах, в которых выхлопные трубы были введены в фургон. Когда их привозили в Бутово - с ними можно было делать всё что угодно. Вещи этих людей, которых замучивали, отбирались и продавались в пользу государства. Из самых тяжелых документов этих исследований  - описи изъятого финотделом НКВД, впоследствии на продажу или в счет государства. И там перечислено: шинели мужские, шапки-ушанки, платья женские ситцевые, костюмчики детские, труба подзорная, микроскоп, гармонь, монеты, крестики, образки, иконки и есть строчка...  "зубы и коронки желтого и белого металла". 

Наша страна, общество, государство, мы еще не в состоянии понять все это, ощутить, да и не знали  до недавнего времени. Когда впустили людей впервые на нынешнее Левашовское кладбище, впечатление от этого кладбища было тяжелейшее, как вот от этих описей и от этих раскопок. Страшный, тяжелый еловый лес. Заросшая тропинка, которая вела куда-то внутрь этого кладбища. Все уже знали, что здесь именно всё и происходило. Люди туда двигались осторожно, гуськом, потихонечку, но первые же, кто пришел туда, они пришли с крестиками, фотографиями, какими-то ленточками с надписями, записками, которые они стали писать на ходу. И они стали укреплять это на деревьях. И так сложилось это удивительное кладбище. Такого другого и нет больше. Сейчас  оно согрето этой человеческой памятью, там поставлены памятники, туда часто приходят, там летают и поют красивые замечательные птицы, сойки, белки там прыгают живые, это место нашей памяти. И это очень важно. Конечно, нам надо трудиться над памятью. Она должна быть каждодневной. Каждодневной общей национальной памятью,какой она должна быть в нормальном государстве.

Гонения на Церковь не закончились с уходом в 60-х годах на покой того поколения гонителей, к которому принадлежал Карпов. В отчете Совета по делам религии перед ЦК КПСС за 1970 год есть таблица с красноречивым названием: "Дислокация монастырей" - как если бы речь шла о частях вражеской армии. И далее сообщается о мерах по "регулированию состава монашествующих", "уменьшению числа паломников" и "удалению из монастырей нежелательных элементов", с цифрами  и по годам. (РПЦ в советское время. Кн. 2//М.:Пропилеи. - 1995. - с. 83-86)

В начале перестройки коммунисты откровенно признавали свой провал и цинично рассуждали:"...В настоящее время в Советском Союзе тенденции к снижению религиозности нет. Каждый год производится миллион отпеваний, это 20—30% покойников, а отпевание, по моему мнению, наиболее достоверный показатель религиозности, так как при жизни человек врал из-за боязни потерять работу. 30% младенцев крестят.(...) ...И встают вопросы, что партии выгоднее — верующий в Бога, ни во что не верующий или верующий и в Бога, и в коммунизм. Я думаю, что из двух зол выбирают меньшее. По Ленину, партия должна держать под контролем все сферы жизни граждан, а так как верующих никуда не денешь и наша история показала, что религия всерьез и надолго, то искренне верующего для партии легче сделать верующим также и в коммунизм. И тут перед нами встает задача: воспитание нового типа священника. Подбор и постановка священников — дело партии!..(...) И давайте смотреть трезво: по нашей воле или против, но религия входит в социализм, и даже не входит, а въезжает, как по рельсам. И так как власть полностью принадлежит нам, то, я думаю, в наших силах направить эти рельсы в ту или иную сторону в зависимости от наших интересов..."Религия и перестройка [из сокращенной записи доклада председателя Совета по делам религий К.С. Харчева на встрече с преподавателями ВПШ] (конец марта 1988)(РПЦ в советское время. Кн. 2//М.:Пропилеи. - 1995. - с. 216-218)

Много ли изменилось с той поры в отношении к Церкви у власть имущих? Осмысливая сегодня подвиг новомучеников Святейший Патриарх Кирилл напомнил слова из послание апостола Павла к Коринфянам:" Какая совместимость идолов с Божиим храмом? Но вы храмы Божии, ибо сказал Бог: И войду в них, и пойду с ними, и буду их Богом, а они будут Моим народом "(см. 2 Кор. 6:16)."Это апостол говорит коринфским христианам, а через них — всем нам. Новомученикам предлагали, в лучшем случае, совместить храм Божий с идолами, политическими и идеологическими, а в худшем — разрушить всякие Божии храмы ради поклонения идолам. Но они не пошли по этому пути. Благодаря им наш народ имеет этот урок и имеет пример. И  память о них может дать нам способность отражать всякие соблазны идолопоклонства,"- сказал Св.Патриарх. (Слово на литургии в Патриаршем Успенском соборе Московского Кремля, 10 февраля 2013 года, в праздник Собора новомучеников и исповедников Российских)(http://www.patriarchia.ru/db/text/2786981.html) 

"Ставя своей целью закрытие храма, власти угрожали отцу Сергию (Скворцову) арестом и требовали от него, чтобы он снял с себя сан через заявление в газету и написал, что не верит в Бога и дурманит народ. Но он с негодованием отверг это предложение. Тогда ему стали предлагать скрыться, уехать. «Уедешь, и, может быть, минет тебя “чаша сия”», – говорили ему «доброжелатели». Но и это предложение он не принял, сказав: «Куда я уеду? Как я буду смотреть народу в глаза?» (...) Священник Сергий Скворцов умер в Безымянлаге 25 марта 1943 года и был погребен в безвестной могиле" (Игумен Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Книга 7. Тверь, 2002. С. 76-83.)

Иногда близкие ставили мучеников перед не менее трудным выбором. “Прошу тебя… если ты жалеешь меня, откажись от своих ничего никому не дающих убеждений...Если согласишься со мной, я поеду с тобой хоть на край света, не боясь нужды. Но при мысли продолжать быть попадьей я вся содрогаюсь – не могу. Ответь мне, как быть?” (Из письма Ирины Грудинской своему мужу, священнику Петру Грудинскому, будущему священномученику, 1930г.)(«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века.
Составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Февраль».Тверь. 2005. С. 184-185)

Страшные слова, на которые трудно ответить. И еще более страшно, чем слова цитированного письма, что мы ничего не хотим знать о том, что происходило в нашей стране в советские годы - истребление людей, уничтожение лучших, доносительство, страх, которой въелся в кости буквально у всех людей. Страх, что завтра за мной придут и потому лучше сидеть как кролик перед удавом молчать и тихо ждать, слава Богу, что  взяли сегодня соседа, а не меня. Много неправедного происходит сейчас, но много ли находится людей, которые как-то смело выступают, обличают? Большинство предпочитает дистанцироваться: я к этому непричастен, я сам этого не делаю. Хотя при каких-то обстоятельствах понемножку тоже начинаем делать. Мы выбираем тот образ действий, который был свойственен нашим отцам и дедам  в те годы.

Мученики мыслили иначе: "самые страдания так чудно придуманы (хотя совершаются врагами Божиими и моими) для внутреннейшей, сокровенной, незримой для взора человеческого “встряски” или потрясения, от которых ленивый, сонливый человек приходит в сознание и тревогу, начинает трезвиться (...) и утверждается в душе спасительный страх Божий – этот чудный воспитатель и хранитель нашей духовной жизни... Посему воистину – слава Богу за все..."- писал свщмч. 
Гермоген (Долганев)(«Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Июнь». Тверь. 2008. С. 220-353)

Жизнь мучеников наполнена сознательным усилием, которое каждый из нас должен в жизни своей совершать, чтобы жить по совести. Стараться жить так, как должно жить человеку.  И ясно осознавать: где я  оказался конформистом - и это предмет покаяния. Мы совершим большой шаг, если хотя бы осознаем, что поступили не как дОлжно. Потому что в большинстве случаев мы даже не ощущаем это как свою вину и свой личный грех - что мы не реагируем на беззаконие, которое делается на наших глазах. 

Мы видим примеры новомучеников, совершенно исключительные и замечательные в этом смысле - но большинство людей жило не так. И, конечно, перед современными христианами стоит большой вопрос: наша церковная жизнь, наша нравственная жизнь - насколько она нас преобразила, насколько она нас реально изменила? Сможем ли отказаться поклоняться идолам современности, когда этот выбор коснется впрямую нас?  Скорее всего вряд ли сможем. Потому что, когда мы видим беззаконие вокруг нас, мы уже привыкли с ним мириться. Мы привыкли, что это не наше дело, что мы ничего не можем с этим сделать. И, как овцы, ведомые на заклание,  вот так же продолжаем молчать,  так же продолжаем со всем смиряться.
Реальность нашего христианства - наше обещание словами Литургии: "сами себе и друг друга и всю жизнь нашу Христу Богу предадим" - свою жизнь посвятить Богу.  Умереть для мира для того, чтобы жить для Бога. Да, никто из нас не может заставить каяться никого из окружающих нас людей. Но мы можем каяться сами - и в себе это зло изживать. И хоть мы знаем, что беззакония в этом мире будут лишь умножаться, пример новомучеников показывает: и в море греха возможно с Божией помощью созидание и построение доброй жизни.

Ради того, чтобы каждый из нас смог совершить это усилия памяти, подготовлен настоящий сборник. Очень точно заметил прот Владимир Воробьев: "Нынешние поколения не могут представить масштаб гонений. Меняется менталитет, забываются подвиги отцов. Чтобы память наших героев Великой Отечественной войны сохранялась, нужно каждый год прикладывать усилия. Слава Богу, это делается — мы празднуем День победы и вспоминаем героев. Так же надо вспоминать мучеников, которые отдали жизнь за веру и Церковь. Если бы не было новомучеников, то в России не было бы сегодня Церкви."