http://dima-mixailov-archiv.blogspot.ru/2012/01/blog-post_13.html

о. ВАСИЛИЙ БОРИН (восп дух чада)

Afon-palomnichestvo.Pravoslavnyj-SPb.ZHizn-otca-Vasiliya-Borina-1994-pravednika-ekzorcista-bezkrovnogo-muchenika-negodnogo-popa

СЛОВО СТАЛО СВОИМ

Протоиерей Василий БОРИН († 1994) служил настоятелем церкви святого пророка Илии в эстонском поселке Васьк-Нарва, расположенном в 25 км от Пюхтицкого монастыря на берегу Чудского озера. Батюшка был известен тем, что в богоборческие советские времена отчитывал страждущих от нечистых духов.
Об отце Василии я впервые услышал в 1985 году. К тому времени у меня накопилось много вопросов об экзорцизме, и, получив адрес, я поехал в Васьк-Нарву. Сразу попал на отчитку, и увиденное произвело на меня такое сильное впечатление, что я дал себе слово вернуться сюда вновь в отпуск, потрудиться (на восстановлении обители) и задать вопросы, которые меня волновали. Так и сложилось. Познакомившись с отцом Василием, я стал приезжать к нему по несколько раз в год. Проводил там половину отпуска, трудясь на послушаниях и духовно окормляясь.
Со слов отца Василия я знаю, что он рано женился, странствовал с семьей, хотел юродствовать, но духовник (отец Симеон из Печор) его не благословил, сказав, что у него другой дар - пастырства. В семинарию он поступил поздно, начал служить в Псковской епархии.
Через какое-то время ему был голос, сказавший, что он должен восстанавливать церковь в Сыренце. Благочинным Тартуского округа был тогда протоиерей Алексей Ридигер, будущий Патриарх. Встретившись с ним, отец Василий рассказал о случае с ним. «Это местечко в моем округе, поселок Васьк-Нарва на берегу Чудского озера, бывший Сыренец. Там есть разрушенный храм Ильи пророка». (Как раз в Сыренце из Чудского озера вытекает на север к Балтийскому морю - река Нарова. На другом берегу Наровы - уже русская деревня Скамья, тут теперь проходит граница России с Эстонией).
Некогда это был большой рыболовецкий поселок, а в последнее время людей жило немного. Когда отец Василий появился там, местные жители сказали ему: «Ты уезжай, батюшка: тут живет молодая женщина, которая занимается колдовством. Уже извела нескольких людей, не даст покоя и тебе». И действительно, колдунья пришла, принесла молоко (заговоренное): «Испей, батюшка».
А надо сказать, что отец Василий с особым благовением относился к Кресту, к правильному наложению крестного знамения, всегда со слезами пел тропарь Честному и Животворящему Кресту Господню. Ему была открыта сила этого оружия нашего спасения, поэтому он печалился, когда люди небрежно накладывали на себя крест, делал замечания об этом. Так и в этот раз, приняв молоко колдуньи он благословил его: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь», и выпил у нее на глазах. Так повторялось несколько раз. Тогда колдунья сама уехала из тех мест.

Церковь пророка Илии пророка была построена в XIX веке. Когда батюшка прибыл, она была разрушена. Отец Василий взялся восстанавливать храм. На отчитки к нему приезжало немало людей, многие исцелялись, средства у прихода были. Можно было нанять строителей, но отец Василий считал, что церковь должна восстанавливаться руками болящих. Среди них были и архитекторы, и художники, и строители. (Но были и отдельные наемные мастера, когда не хватало добровольцев-профессионалов). Вокруг церкви было много помещений и сарайчиков, где останавливались люди (власти не разрешали строить новые дома, - так о.Василий строил "гаражи", "хозяйственные постройки", в которых везде жили приезжие паломники, даже на чердаках. Так что часто на небольшой прилегающей территории храма размещалось до 150-200 "насельников" - прим.Паломника).
Болящие ехали отовсюду, со всего Советского Союза. По-разному Господь призывал людей и направлял к батюшке. Очень много бывало людей из Лининграда. Приехать тогда в Васькнарву было в некотором смысле подвигом. И милиция делала рейды часто, и КГБ, - проверяли документы, записывали паспортные данные. Местные жители часто доносили, что здесь собираются сумасшедшие. Писали в разные инстанции, хотя никому мы не мешали, церковная территория была обнесена оградой. Так враг действовал. Но отец Василий не боялся никого.

Бес изгоняется постом и молитвой. Это лежало в основании жизни прихода отца Василия. Богослужение было неспешное, уставное. Там всегда была атмосфера Великого поста, глубокого покаяния, что давало духовные силы на целый год. (Для сравнения, в Пюхтице душа приобщается пасхальной радости, Светлого Христова Воскресения). Пища была очень простая, скудная (но голодным никто не оставался), а трудиться приходилось много (и стоило потрудиться один день, как пища становилась очень вкусной). Как только приезжаешь - холоден ты или голоден - сразу идешь на послушание (т.е. специально только-что прибывших не угощали).
Отец Василий старался привести людей к Богу через покаяние и смирение. Порою юродствовал с вновь приехавшим человеком, мог сказать: «Ой, Марина, не разбойница ли ты? Наверняка в шайке какой-нибудь состоишь…», или что-нибудь в этом роде. Человек смущался, конечно. Так он проверял смирение. (Еще испытал и такой прием о.Василия: вдруг очень похвалит тебя, и если ответишь как-либо, то он скажет: "Вот и погордился". На подобные хвальбы - надо молчать, понимая, что они не имеют к тебе никакого отношения (а отказ, отнекивание - признак внутреннего приятия похвалы). Прим.Паломника)
Мог обличить человека, который жертвовал деньги, внутренне тщеславясь или с небрежностью, словно делая одолжение. Он никогда не брал таких денег. Мог накричать, даже швырнуть их назад (но обычно говорил, чтобы опускали деньги в храмовые ящики для пожертвований, - тайно надо благотворить, а Бог все знает, и воздаст жертвователям). Обличал человека в присутствии других, чтобы сбить с него спесь. Кто действительно нуждался в помощи, те оставались. Ведь в этом - тоже послушание.

Увы, многие привыкли считать, что послушание - это насилие над личностью. А на самом деле это совсем другое. При послушании мы добровольно признаем, что наш опыт меньше, чем опыт другого человека, родителя, старшего друга. Послушание рождается из доверия и любви. Если человек говорит: не надо этого делать, можно его и не послушать, а если у меня есть к нему доверие и любовь, я послушаю его и не совершу ошибку, от которой он меня предостерег. Через послушание мы впитываем опыт мудрых, чтобы потом хоть чуть-чуть приблизиться к их мере, возрасти.
Учитывая, что отцу Василию приходилось иметь дело с таким непростым народом, как бесноватые, без послушания никак было не обойтись. Со стороны могло показаться, что таким обращением пастырь теряет паству. Приняли кого-то неласково, он мог обидеться и уехать. А кто-то - оставался.
Надо сказать, что батюшка сам давал пример смирения. Иногда бесы пытались через людей смутить его: «Ты, отец Василий, известный человек…», - «Да я негодный попишко, но тебя все равно выгоню». Часто уничижал себя перед всеми: «Да я семинарию-то с грехом пополам закончил».

Когда приезжал священник, отец Василий обязательно исповедовался ему. Это очень важно, потому что причащаются священники часто, а исповедуются редко. Это наносит ущерб духовной жизни батюшек. Его не смущало, что он, известный старец, исповедуется вчерашнему семинаристу.
Когда отец Василий отчитывал, то дозволял приезжающим священникам читать некоторые заклинательные молитвы. Когда я спросил, зачем он это делает, батюшка сказал: «Чтобы они почувствовали, какая сила стоит против них». Ни для кого это не проходило безследно. Бесы мстили. И человек, особенно если он был горделив, реально ощущал различные нападения бесовских сил. (Жил как-то долго у о.Василия священник, получивший в миру "легкого" беса (проявлялся этот бес лишь в том, что страждущий священник лаял в алтаре - и конечно он не мог служить). Так вот этого очень смирившегося священника о.Василий неоднократно приводил всем в пример, как трудолюбивого кровельщика, обличая попутно обыкновенных батюшек-гостей, уже "не способных" к физическому труду и подобным послушаниям.)

На отца Василия нападения были и физические. Несколько раз бесноватые пытались его убить. Избивали и бесы (этого удостаиваются лишь немногие подвижники, особо ненавистные темным силам, что свидетельствует о духовном уровне и силе о.Василия).
На проповедях он приводил примеры из Патериков, тогда духовной литературы было крайне мало, и было очень интересно слушать. Приводил примеры из собственной жизни. Обличал грех, ведь очень часто люди становятся бесноватыми по своим грехам, по грехам родителей. Но заканчивал всегда словами: «Деточки мои милые, голубушки, я ведь вас жалею, поэтому и обличаю».
Исповедовал батюшка очень мягко, с большой любовью, несмотря на всю свою строгость. Люди не боялись ему исповедоваться.
Отец Василий был очень простым и открытым. Проповеди говорил длинные, но в обычном разговоре был краток. Был не ученым богословом, а простецом.
И советы давал простые, но мудрые. Когда игуменью Пюхтицкого монастыря матушку Варвару должны были положить на операцию, она спросила совета у отца Василия: «Как быть батюшка, соглашаться или нет? Может, я умру, а надо восстанавливать монастырь…» - «Варварушка, да если ты Богу нужна в монастыре, так не помрешь, а если не нужна, так и без операции помрешь. Поезжай на операцию».
Такое и было у него рассуждение: простое и правильное.

Отчитки порою затягивались часов до пяти утра (а начинались поздним вечером, когда уже было темно). Поначалу бывало страшновато. Когда обычный человек, которого ты видел днем, вдруг зарычит или захрюкает и взгляд его станет страшен…
Однажды приехала одна семья. Отец богатырского телосложения с такими же крупными дочерьми. Во время совершения чина бесо-изгнания священник окропляет страждущих святой водой. Я стоял неподалеку от этих людей и видел, что после того, как капли святой воды упали на лицо одной из дочерей, она присела, словно от удара, отшатнулась, не удержалась на ногах и упала. Ее подняли, и я увидел ее лицо: горящие нечеловеческой злобой глаза, выражение лица - жуткое. Батюшка спросил ее отца: «Вы в церковь-то не ходите, наверное, молитвослов или Евангелие есть в доме?» Тот ответил, что жена против Церкви и хотела выбросить Библию, а ему стало жалко, и он закрыл книгу в комнате, где жила эта бесноватая. Она это услышала и говорит громоподобным голосом, тыча пальцем в меня: «А, теперь я поняла, почему мне плохо. Евангелие - это гроб, гроб». Я человек не робкий, но от страха даже обмер, потому что вижу: она способна на что угодно. А батюшка спокойно говорит: «Это для тебя, бес, гроб, а для нас - спасение. Выйдешь, выйдешь». Она постепенно успокоилась. Я видел ее еще несколько раз, уже разумную, спокойную, молящуюся. В этом случае оказалось достаточно одной отчитки.
Никогда батюшка не отказывался выезжать в различные города служить молебны в местах, стужаемых от нечистых духов. Хотя в те времена совершать требы вне Церкви было запрещено властями.

Отец Василий был очень рачительным хозяином. Теперь, став настоятелем и строителем храма, я это очень хорошо начал понимать. Если видел где-нибудь оставленные гвозди, веревки - он все собирал, ведь это было приобретено на деньги людей, отданные Богу.
Бывал недоволен, если без причин ломали ветки деревьев, рвали цветочки. «Вы же не сажали их, зачем сорвали? Они для всех растут»...
Батюшка очень горячо и искренне служил Богу. Хоть не было у него ни особого голоса, ни слуха, это был небольшого роста старичок, но во время богослужения он совершенно преображался, становясь другим человеком, словно неземным. Один человек рассказывал, что ему показалось, будто у отца Василия большая белая окладистая борода, а когда подошел после богослужения, то оказалось, что она реденькая.
Его молитва была очень сильна. Он не торопился отвечать на множество вопросов, которые ему задавали, а по каждому делу испрашивал ответа у Господа. Был сильным молитвенником и рано или поздно получал ответ от Бога.
Однажды, в засушливое лето, когда отец Василий был уже сильно болен и другой священник служил водосвятный молебен, но безуспешно, батюшка вышел из келейки и слезно взмолился. Дождь пошел сразу.

Когда строилась церковь, ему говорили: «Отец Василий, вот вы строите, а умрете, никто же сюда ездить не будет». Место-то очень удаленное. Он отвечал: «Здесь монастырь будет». В то время в это верилось с трудом. После его смерти слова эти не сбылись. Но в мой последний приезд в Пюхтицу я заехал и в Васкнарву. Очень хотелось послужить там, ведь когда я приезжал к отцу Василию, то был еще мирянином. Что вы думаете, нас встретил инок… Не исключено, что со временем, здесь устроится монастырь (и впоследствии обитель стала Ильинским скитом Пюхтицкого монастыря, в 2005 году там было 10 насельниц, в 2010 - восемь).
Одной рабе Божией батюшка сказал: «Я умру, но ты не уезжай, бес из тебя выйдет». Женщина осталась, исцелилась, приняла постриг и живет сейчас там.
Ему было присуще юродство. Иногда говорил: «Скоро я в Америку поеду». Это было непонятно, но сестры пюхтицкие сказали, что сейчас в США, действительно, вышла книга о батюшке. Так что добрался он и до Америки.
На портрете, который хранится у меня, отец Василий сфотографирован с посохом. Но он - белый священник, не должно у него быть посоха… (Видно, что фотография сделана в Пюхтицком монастыре. Возможно, что его просто попросили так сфотографироваться, а он по смирению согласился)
Но рассказали мне такую историю. Одна женщина, которая ездила к отцу Василию, в день его смерти во сне услышала голос: «Игумен преставился». Стала узнавать, не умер ли какой-нибудь игумен. А потом ей стала известна дата смерти отца Василия. Быть может, он и в самом деле в каком-то смысле игумен. Ведь основатель будущего монастыря в Васк-Нарве - он, может, и сегодня уже каким-то образом управляет им.

Отец Василий учил, что нечистую силу можно называть только так, как в Священном Писании: «бес», «сатана». Не разрешал употреблять распространенное короткое слово, начинающееся с буквы «ч». Даже колдуны избегают произносить это слово, так как оно является прямым призыванием нечистого духа для общения с ним.
Бесноватые и сейчас никуда не делись. Бывает, в церкви закричит кто-нибудь нечеловеческим голосом. Прихожане пугаются, стараются отойти. Отец Василий говорил об этом: «Не бойтесь, это не грипп, не заразитесь. Не перейдет к вам бес».
Священников, совершающих чин бесоизгнания, мало. Это очень тяжкий крест. Поэтому меня особенно поразила книга профессора А.И.Осипова «Путь разума в поисках истины», в которой экзорцизм включен в главу «язычество». Алексей Ильич Осипов считает, что в Русской Православной Церкви не было традиции бесоизгнания, святые изгоняли бесов кратким молитвословием. Из уст профессора Духовной Академии, находящейся в Троице-Сергиевой лавре, это узнавать особенно удивительно. Ведь житие святого преподобного Сергия Радонежского описывает нам, по крайней мере, два случая бесоизгнания. Например, чтобы освободить одного страждущего купца, преподобный со всей братией молился полдня. Профессор А.И.Осипов основывается на том, что заклинательные молитвы читаются над человеком еще во время таинства Крещения (и уже не нужны более). Но и елеопомазание совершается при Крешении (в виде "миропомазания"), и мы же не отменяем елеопомазывания на полиелее и на соборовании. Следуя логике профессора А.И.Осипова, - жизнь отца Василия, те тридцать лет, которые он избавлял страждущих - прожиты зря? А ведь экзорцизм считают безкровным мученичеством…
† † †
Очень жалею, что не удалось увидеть отца Василия перед смертью. Последний раз я приехал с родными, по их просьбе. Собирались прожить две недели, а через неделю засобирались назад: не переставали дожди, дети плакали… «Не уезжай, - сказал отец Василий, - ты ведь пожалеешь». Я уже сразу жалел, но противостоять всей семье оказалось невозможно...
Когда находишься рядом с человеком, надеешься, что завтра спросишь его о том, о другом. А уходит человек - и уже не спросить. Но со временем понимаешь, сколь много он в тебя вложил. Вдруг ловишь себя на том, что говоришь словами своего духовника, совершаешь поступки, навеянные его примером. Его слово, его дело уже вошло в плоть и кровь, стало своим.

Отец духовный - СЛОВО СТАЛО СВОИМ - Протоиерей Василий БОРИН († 1994)
Воспоминаниями о своем духовном отце делится петербургский священник Сергий БЕЛЬКОВ.
"Православный Санкт-Петербург" № 11 (102), ноябрь 2000 года -pravpiter.ru/pspb/n102/ta022.htm

БИОГРАФИЯ протоиерея Василия (Борина)

В 1969 году настоятелем Свято-Ильинской церкви деревни Васькнарва был назначен настоятель двух других храмов в эстонских деревнях Алайыэ и Лохусу - отец Василий Борин, верный раб Божий, ревностный служитель, неутомимый строитель, грозный бесов обличитель и безбоязненный обличитель безбожия.
Родился отец Василий 15.02.1917 в деревне Городище Печорского края. Старший сын многодетного крестьянина, осиротев в четырнадцать лет, надел Василий отцовскую рубаху и стал хозяином. С детства был научен молитве, любил церковные Богослужения так, что на праздники ходил пешком за двенадцать верст в Псково-Печорский монастырь.
В 19 лет Василий женился на купеческой дочке из деревни Лисья, она родила ему первенца, который сразу же умер, и трех девочек (впоследствии семья батюшки стала жить отдельно, в Тарту, так что фактически о.Василий стал монахом).
В 1938 году он был призван в эстонскую армию и дослужился до капрала. В 1940 году — раскулачен советской властью. Скрывался в лесу. Во время войны был мобилизован в немецкую армию, однако присягу Василий Борин не принимал и оружия не брал (не мог стрелять в своих). Служил механиком и шофером. При отступлении войск Вермахта он организовал партизанский отряд, который слился с советской армией. Не раз Василий был приговорен к смерти и веден на расстрел, но Бог хранил Своего угодника. Как добросовестному труженику, колхозные власти предложили ему вступить в коммунистическую партию, на что будущий священник ответил: «Вот моя партия!» и перекрестился.
В 1951 году он поступил в Санкт-Петербургскую Духовную Семинарию и уже через год был рукоположен во иерея. Духовно окормлялся клирик Псковской епархии у Печорского старца иеросхимонаха Симеона († 1960), который и благословил его «отчитывать» бесноватых.
«Отчитка» — это экзорцизм, то есть чин молитвословий и священнодействий для изгнания злого духа из человека, либо из животного, либо с определенного места. Он известен с апостольских времен: «И призвав двенадцать учеников Своих, Он дал им власть над нечистыми духами, чтобы изгонять их...» (Мф. 10,1). По церковной традиции, на совершении этого чина испрашивалось особое благословения священноначалия. Митрополит Алексий (будущий Патриарх Московский и всея Руси Алексий II) благословил протоиерея Василия на это многотрудное дело.
С начала 1970-х годов в Васькнарву начали стекаться множество людей, больных телесно и душевно, которым врачи уже не могли помочь и которым оставалось уповать только на милость Божию и молитвы священника Василия. В то время на весь СССР отчитывали лишь несколько священников.
Поэтому страждущие приезжали в Васкнарву даже с Дальнего Востока и из Средней Азии, некоторые оставались надолго или насовсем. Если и не все получали исцеление, но все были наставляемы батюшкой, как жить благочестиво в Православной вере, чтобы спасти свою безсмертную душу...
Приезжие "паломники" трудились своими руками на восстановлении храма. Батюшка Василий строил временное жилье и подсобные помещения для притекающих к нему людей, жаждущих изцеления или укрепления веры.
В воскресение 15 октября 1978 года, митрополит Таллиннский и Эстонский Алексий (будущий патриарх), освятил во имя пророка Божия Илии престол главного придела восстанавливаемого храма и совершил первую Божественную литургию. В дальнейшем были восстановлены и два других придела, но престол освящен только в Никольском приделе. 2 августа 2005 года в Васькнарве в Ильинском уже скиту Пюхтицкого монастыря был освящен правый придел храма - в честь Иоанна Крестителя (митрополитом Таллинским и всея Эстонии Корнилием).
Эстонские власти активно препятствовали строительству, требовали несуществующие документы и проекты от настоятеля. Позже отец Василий говорил о них: «Сменили красные рубахи на синие». Милиция делала облавы для проверки документов у паломников и труждающихся Христа ради, и некоторых арестовывала. На вопрос: «Кто эти люди и кто ими здесь управляет?» отец Василий юродствовал: «Управляет здесь пророк Илия, а это — такие же дураки, как и я». Посмотреть на чудо приезжали и другие гости. Однажды сразу шесть архиереев во главе с владыкой Алексием (Ридигером) посетили Свято-Ильииский храм в деревне Васькнарва.
До апреля 1992 года, пока тяжелая болезнь не приковала отца Василия к постели, он не знал ни отдыха, ни отпуска. Ежедневно возглавлял утренние и вечерние молебны и литии, каждое Воскресенье и Великие Праздники он служил Всенощную и Божественную литургию, при этом исповедовал и причащал по 200 - 250 человек. Часто Богослужения дополнялись многочасовой горячей проповедью. Лишь иногда ему помогал какой-нибудь приезжий священник. Отчитки бывали обычно лишь раз в неделю, но продолжались всю ночь до утра. Всем приезжающим находилось место на ночлег и на трапезе...
После закрытия границы после развала СССР приезд паломников в Эстонию почти прекратился, но тяжелобольной батюшка уже не отчитывал. В ограде его обители оставалось несколько десятков человек. Два с половиной года богослужения совершали приезжающие священники. После отшествия старца ко Господу, на месте его подвигов, у его честной могилы, рядом с алтарем восстановленного им храма, остались жить около десятка духовных чад батюшки...
Духовные чада священника Василия поставили на могилке своего батюшки крест с надписью:Митрофорный протоиерей Василий Борин 15.02.1917 – 27.12.1994
В сентябре 2002 года, по ходатайству митрополита Корнилия, Ильинский храм в Васкнарве, указом Святейшего Патриарха Алексия, был обращен в монастырский скит и передан затем Пюхтицкому монастырю...

Иеромонах Андрей (Иванов) - Возрождение святыни земли Эстонской
(здесь, на af0n.ru/node/638 - в сокращении)
Православие Ru - Встреча с Православием / Святые и святыни
16 ноября 2005 года - pravoslavie.ru/put/1951.htm

ДОБАВКА от Паломника - О протоиерее Василии (Борине)

Когда война будет? - Она идет давно уже... – с Богом (против Бога)!
о.Василий (Борин)

Читая в молодости владыку Антония (Сурожского), запомнил одно место у него: "Не может человек истинно уверовать в Господа, пока не увидит свет христовой любви в глазах другого человека" (сильная мысль такая, привожу по памяти)..
И вот стал для меня именно таким человеком - замечательный подвижник и русский человек,протоиерей Василий (Борин), простой священник из крестьян, жизнь свою положивший пред Господом.
Помню Пасхальную ночную службу (1979 год, только что был крещен, - в Чистый Четверг).
Тихо, торжественно.
Земля вокруг чужая, камни, груды обломков кирпичей, большие кладбищенские деревья, чужая, холодная мало-русская сторона.
И вот группа людей, - крестный ход, - собрались, оказались вместе в этом неуютном месте на чужбине, - идем со свечками.
И незабываемо, когда эту тишину разрывает великий и чудесно-прекрасный возглас священника, настоящего раба Божьего из глубины верующего сердца:

"Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав...
Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от Лица Его ненавидящий Его!
Яко исчезает дым, да исчезнут, яко тает воск от лица огня,
тако да погибнут грешницы от Лица Божия, а праведницы да возвеселятся..."

В белом облачении, с великой преданностью Богу и мощью веры русского простого мужика-богомольца, очень искренне, серьезно, торжественно... Великие минуты...
Никакой фальши, глубочайшая вера и упование на Господа...
У меня в те дни совершенно устранились какие-либо сомнения в бытии Бога. Невозможно было не поверить вере этого человека, и не потянуться за ним душою. На Страстной седмице, в Чистый Четверг, крестил меня о.Василий Святым Православным Крещением, и сам стал крестным моим дорогим отцом. Прожил я тогда там полтора месяца, навсегда сохранив в своем сердце эту тихую возвышенную жизнь во Славу Божию руского простеца-подвижника с разномастной уБогой паствой (из болящих, страждущих и исцеленных, - местных жителей практически не было на службах) в странных этих эстонско-русских краях.
Отчитки (экзорцизм, изгнание бесов) он проводил редко, не чаще 1 раза в неделю или даже в месяц (дождавшись отчитки, - четверть, или даже треть, "насельников" обители уезжали, получив, наконец, желаемую "процедуру"). Считал, что гораздо полезнее пожить людям в обители, узнать для чего человек живет на земле, потрудиться на восстановлении обители (ведь в сытное советское время многие совсем отвыкли от физического труда, очень важного и для духовного здоровья). Причем о.Василий, уже восстановивший много храмов (7-8), мог и этот храм восстановить очень быстро. Но он намеренно этого не делал. Ибо важно было,- как он понял в Васькнарве, - не камни воздвигать, а людей спасать. И потому проповедовал от 1-2 до 5-8 часов (без "отдыха", прерывая в известные места церковную службу), - и жег глаголом сердца людей!

Много проповедывал батюшка, бывало, что и 8-и часовые проповеди вклинивал в службу. И было интересно слушать, ноги не уставали, внимание было. Хотя нередко и повторялись истории. Рассказывал о.Василий случаи из своей жизни, из жизни святых, и о Христе...
Конечно, невозможно передать на бумаге "аромат", силу слов батюшки. Как можно было, не уставая, внимать батюшке много часов подряд? - А время летело незаметно. Причем, рассказывая истории древних патериков, о.Василий всегда это делал так живо и жизненно, как будто это все происходило где-нибудь на Псковщине и в самое недавнее время. И если и не с ним, но знал то он все об этом в точности...
Умел при этом, время от времени, и встряхивать паству, например так:

Проповедь вдруг мягко перетекает в историю про двух собачек:
- И вот идут эти 2 собачки по бревнышку через реку...
- И вдруг первая собачка оступается!..
(Пауза, все напряглись, внимательно ожидая продолжения)
- Что интересно, что с собачкой стало?
- Эх! А что с душею нашей делается - неинтересно, неважно?..

И опять текут одна за другою истории про наших православных чутких людей, святых по упованию, не прикипевшим душей к этому миру, а потянувшимися, следуя зову сердца, - за Христом, за Господом, взыскуя небесного града...

В другой раз вдруг я чуть не вздрогнул, - в проповеди громко прозвенела неожиданная фраза:

- Спасибо товарищу Сталину!
И пауза... Все замерли в изумлении, не зная, что за этим последует...
- Было у меня две молотилки, хозяйство большое, все было...
- И все он у меня отнял!
- И я пошел служить Богу, стал священником!

Вздох облегчения. Ну это ж понятно, это по-христиански...

Человеком он был очень деятельным. Восстановил, будучи священником, несколько (если не ошибаюсь - 7 или 8) разрушенных храмов. (И служил одновременно на 3-х приходах (сначала в одном, потом в другом, потом в 3-ем), так что следуя за ним, мы (не все, человек 10-20) многократно участвовали в церковных праздниках в соседних деревнях, "усугубляя" священный момент). Но и ранее не мог он сидеть "сложа руки", - будущий отец Василий всегда любил механизмы, был человеком рачительным и любящим все делать наиправильнейшим образом...
Вот пример "бизнеса". Занял он как-то денег у эстонца, купил молотилку, обещая после урожая отдать. Так все и вышло, едет он в город долг отдавать, и вот неожиданно вдруг видит Василий - на базаре старинные книги продают на самокрутки, как бумагу. Подошел, видит - книги богослужебные.
- А еще есть? - Есть, много, в сарае лежат!
Пришли, книг божественных было аж два (или более?) мешка, видно из разоренного монастыря.
Не мог этого стерпеть отец Василий, - чтобы такое истинное богатство погибало.
- А, - была, не была! Покупаю!..
Пришлось заплатить за них чуть ли не все приготовленные для отдачи долга деньги (или, скорее всего, - все. Ведь как в таких случаях бывает, - просят именно ту сумму, которая и есть в наличии, - рука Божия, вот она!).

Приходит он виновато к кредитору и просит потерпеть долг до следующего урожая. Однако эстонец, узнав, куда ушли деньги, - простил рабу Божиему долг - ради Господа, которому захотел и сам послужить таким образом. Так рука Божия вела о.Василия по жизни. (И сейчас Бог тот-же, - нельзя унывать!)

В ВОВ (Великую Отечественную Войну 1941-1945 годов) стали призывать немцы в армию местное население Эстонии (и м.б. прилегающей "эстонской" Псковщины).
Василий приготовился пострадать:
- "Я в своих стрелять не буду! И присягу Гитлеру не подпишу!"
Однако односельчане как-то все устроили (сами подписались за него) и рассказали немцам, какой он классный механик. Ну и взяли его шофером на грузовик. И вот такой был случай:

Дали ему приказ. Доставить немецкого офицера ("фрица") с 2-я солдатами за 100 км куда-то в тех краях. Дорога плохая, в ямах и воронках, распутица.
Вскоре застряли. Пыхтит Василий, мудрит, как машину вытащить, а солдаты так в кузове и сидят, будто и дела им нет.
- Ну, - думает он, - раз так, вражье племя, покажу я вам!
- Буду я теперь машину и жизни жалеть! (в смысле - не буду, понятно дело)

И решил он угробить и немцев, и себя, и машину (хотя обычно технику любил и всегда обращался бережно с чудо-механизмами ХХ века).

И вот на полном газе, лаврируя между воронками, то съезжая вбок под откос (уклон), рискуя опрокинуться, а то мча прямо, не разбирая ничего на пути - что под колесами, - и при этом в полный голос пел, не переставая, из Библии:
"Погиба-ай душа моя с врага-ами моими!" (как возгласил Сампсон, когда обрушил здание и погубил себя вместе с многочисленными идолопоклонниками-филистимлянами).

Но Бог не попустил этому случиться, а ничего не понявший немецкий офицер (фриц, что скажешь), похвалил в конце пути "аса"-водителя (как он подумал): "Гут, гут - трайбер" (хороший шофер).

Духовником о.Василия был известный старец Симеон из Печор. И вот как-то едет о.Василий (Борин) по хозяйственным делам, и хочет купить билет в Тарту. А ему кассирша выдает билет до Печор Псковских. Как он ни возмущался, - она его как-бы и не слышала. Смирился о.Василий и поехал в Печоры, - забот всегда много и всегда он меж людей, а тут неожиданно, при весьма странных обстоятельствах, выпал случай наедине помолиться, послужить "единому на потребу"...
А приехал о.Василий, оказывается, - на отпевание своего духовного отца, старца, отца Симеона. И вспомнил батюшка Василий, что просил он духовника предупредить его, когда ему приехать попрощаться, если соберется старец Симеон в дальний путь. И старец его успокоил: - Вызову, мол, не переживай...

Вот таким таинственным образом вызов и случился.
Велики дела Твои, Господи!

Невозможно было не любить о.Василия, ибо сам он отдавал себя целиком Богу и людям, всех любя и жалея...

Просыпается как-то ночью о.Василий и видит: - стоит перед ним болящее чадо с ножом: - Ты что?
- Да убить тебя хотел.
- Так что ж не убил?
- Не могу, ты - добрый...

Много бесноватых всегда жили при храмах, где служил батюшка Василий.
"Отчитывал" он их, читая особые заклинательные молитвы по знаменитому требнику Петра Могилы, - на изгнание бесов из одержимых ими "болящих" людей (оказывается одержимые и бесноватые - это разное, читайте ниже).
Причем часто повторял, что нет пользы быстро избавиться от "квартиранта" и вернуться к прежней пустой - разгульной или "собирательно-накопительной" жизни. А живя тут в обители, чем-то похожей на монастырь, люди проходят важнейшую "академию", - учатся христовой науке, узнают, что есть духовная жизнь, и как спасать свои души. Великое дело!

Каждый день, в конце храмовой службы или вечернего правила, он примерно так молился коленопреклоненно:

О всеблаженная и пренепорочная,
Матерь Божия, Дева Мария,
пожалей нас грешных,
помоги нам,
умоли, упроси возлюбленного Сына своего единородного,
дабы Господь помиловал бы нас в сей краткой жизни
и простил бы грехи наши вольные и невольные,
и не вверг бы нас после смерти - во огнь вечный, - за беззакония наша...

В свое время была также выпущена небольшая хорошая книжка об отце Василии (Борине) в издательстве отца Артемия (Владимирова):

Отец Василий Борин. Сборник воспоминаний духовных чад.
Москва, Издательство Православного Братства Святителя Филарета Митрополита
Московского, 1997. (Серия: Подвижники благочестия).

Не нашел ее в сети (и фотография там хорошая на обложке - о.Василия Борина)...

http://www.raskol.net/content/%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%BA%D1%82%D0%B8%D0%BA%D0%B0-%D0%BE%D1%82%D1%87%D0%B8%D1%82%D0%BA%D0%B8-%D1%8D%D0%BA%D0%B7%D0%BE%D1%80%D1%86%D0%B8%D0%B7%D0%BC%D0%B0

Жестоко мстит бес за свое изгнание: и болезни наводит на экзорциста, если Господь попустит, и людей злых восставляет. Круг жизни экзорциста как бы воспаляется. Невидимая «рань многократно усиливается. Не могущий сокрушить священника, нечистый дух часто отыгрывается на его близких. Так, по воспоминаниям ныне покойного отца Василия Борина из Васк-Нарвы, демон прямо ему заявил: «Тебе ничего не могу сделать, так на детях твоих отыграюсь». И действительно, сын отца Василия сильно страдал от запоев, жена, не выдержав напряженной жизни, оставила своего мужа, местные власти жестоко преследовали «мятежного» священника, периодически устраивали облавы в странноприимном церковном доме, насылали всевозможные налоговые, пожарные, санэпидемические и прочие инспекции.

«Были моменты,— рассказывал отец Василий,— когда хотелось бросить все, хотелось спокойно служить литургию, наслаждаться молитвенным общением с Богом, общаться с нормальными людьми, забыть мерзких бесов и прямую войну с ними. Но приходили несчастные, лили слезы и просили о помощи их матери, родственники, друзья, и не выдерживало сердце горя людского, и снова начиналась отчитка. Один раз,— вспоминает благочестивый пастырь,— совсем было решил покончить с отчиткой. Все. Нет больше сил. Как только принял это решение, сразу сильно заболел. Лежу день, второй, неделю. Встать не могу. И взмолился я ко Господу: Господи, коль такова воля Твоя, пойду к бесноватым. Тут же встал и пошел служить обедню».

--------------

http://www.pravoslavie.ru/put/52569.htm

ТОЛЬКО МОЛИТВОЮ И ПОСТОМ.
ЧАСТЬ 2. ВАСК-НАРВА

Часть 1

Священник Василий Борин

Об отце Василии из Васк-Нарвы я узнал от Саши Лиговского. Настоящей фамилии Саши я не знаю. Лиговский – кличка по месту его проживания на Лиговском проспекте. Саша был мужичком небольшого роста, лет сорока, с длинной нечесаной бородой. Ходил он, как ему казалось, в «православном прикиде»: зимой в дубленом зипуне, а летом в широких штанах и льняной рубахе навыпуск. Свой старенький зипун Саша очень любил и говорил о нем с великим почтением: «Этот наряд государя императора помнит». Это походило на правду. Уж больно был старый зипун.

В его маленькой каморке в коммунальной квартире можно было встретить самых неожиданных гостей. С ним знались и священники, и господа ученые, и семинаристы, и соседняя гопота, которую он иногда угощал «белым винцом». Дело в том, что у Саши можно было приобрести все, что имело отношение к православной вере, вплоть до древних рукописей, старинных икон и нательных крестов домонгольского периода. Помимо древностей у него водились современные книги по богословию, издаваемые русскими эмигрантскими издательствами в Америке и Западной Европе. Можно было даже приобрести энтээсовскую периодику. У него оставляли товар скупщики, приезжавшие к нему с Севера, Новгородчины и Псковщины.

Продавал он принесенное с небольшой наценкой: ценные вещи предлагались за гораздо более скромную сумму, нежели в антикварных магазинах. Пока он был жив, не было проблем с подарками для верующих людей. Когда его отпевали в Князь-Владимирском соборе, храм был полон. Люди, не знавшие покойного, говорили: «Священника отпевают. Не иначе!»

Саша был ценен еще и тем, что знал всех священников Северо-Запада. Часто ездил на богомолье в монастыри. Хотя он и называл свой бизнес «нужным делом», но все же время от времени каялся в том, что торговал святынями. Больших денег у него никогда не было. Его можно даже назвать «минималистом». В комнате был лишь старый узенький диванчик, низкий стол для непременного чае- или винопития, два табурета да вешалка, прибитая к внутренней стороне двери. Иконы и книги он держал в угловом шкафу. Некоторые иконы для скорейшей реализации развешивал по стенам.

Он с легкостью судил о «благодатности» и особых дарах знакомых ему батюшек и настоятельно рекомендовал к ним съездить, объясняя, как к ним добраться. Некоторые служили на глухих приходах, и попасть к ним без подсказки было непросто.

Он настоял на том, чтобы я с сыном непременно съездил в Васк-Нарву к отцу Василию.

– Можешь и в Печоры к отцу Адриану съездить. Но там стремно. И стукачей навалом, и наместник свирепый. А в Васк-Нарве потише. Все же Эстония. И живут там приезжие скопом. Всех не шуганешь. Сам увидишь.

А увидели мы развалины церкви да толпу странных людей. Крошечная главка с крестом на месте отсутствовавшего купола должна была свидетельствовать о том, что четыре стены с зияющими дырами не просто полуразрушенный дом, а храм Божий. Он был построен в начале XIX века в честь пророка Илии. Я приобрел у Саши для отца Василия высокий фарфоровый стакан для напольного подсвечника с изображением вознесения пророка Илии на небо на огненной колеснице.

Отец Василий подарку обрадовался. Пригласил в свой домик и стал потчевать чаем с сушками.

В комнату, где мы чаевничали, постоянно заглядывала помощница батюшки Галина, девица лет 25, и сообщала какие-то новости и чьи-то просьбы. Батюшка на каждую реагировал буйно. Он как-то вскидывался и быстро-быстро что-то проговаривал. Я не мог ничего разобрать, но помощница кивала головой в знак согласия, время от времени отпуская короткие комментарии.

Я с любопытством разглядывал батюшку. Был он лыс, с абсолютно белой бородой и редкими тонкими седыми прядями, спускавшимися от лысины до плеч. Голубые глаза лучились и казались смеющимися даже тогда, когда он начинал кипятиться и выражать неудовольствие. Его моложавое лицо постоянно меняло выражение: то он чему-то радостно улыбался, обнажая беззубые десны, то сердился и хмурился, тряся бородой и призывая меня в свидетели.

– А ты вот что, молись постоянно и не надейся на чудо. Тебе чудо повредит. Терпи, а надо будет – Господь и чудо сотворит, и даст все, что потребно.

Этим напутствием завершилась наша беседа. На сей раз он говорил не так быстро, и я все понял. К его скороговорению было несложно привыкнуть.

Батюшка вызвал Галину и приказал устроить нас.

Во дворе нас поджидала Марковна. Она бросилась к нам, троекратно облобызала и заявила Галине, что места для нас уже забронированы. Галина возмутилась:

– Тут батюшка на все благословляет. А вам нужно сидеть тихо и не командовать.

Марковна извинилась, ухмыльнулась и подмигнула мне:

– Давай, Галюнь, пойди найди.

Васкнарва. Храм св. Илии Пророка

Это оказалось делом непростым. Батюшкино хозяйство представляло собой нечто вроде монастырька, окруженного стенами из крупных камней. Стены эти были наполовину разрушены, и часть народа была занята на их восстановлении. Помимо храма в ограде разместились четыре небольших домика из силикатного кирпича и маленькая часовня. Но это была не часовня, а старая церковь – крошечная комнатка в одно оконце, но с настоящим престолом. В ней несколько раз в году служили литургию. Дома стояли вплотную. В них было по две жилых комнаты, а на просторных чердаках настилались в два ряда матрацы. Здесь спали батюшкины пасомые. Утром матрацы убирались на случай проверок. Народ расходился на послушания. Дел было много: строительные работы в храме, восстановление стен, несколько женщин работали на кухне, девицы «ходили по ягоды»: собирали чернику. Мужчины с ведрами и тачками ходили вдоль реки и озера в поисках камней для стройки. Кто-то постоянно дежурил у ворот. В случае тревоги народ врассыпную устремлялся в лес или к озеру изображать дачников-купальщиков. Местные власти нередко устраивали рейды и схваченных нарушителей паспортного режима отвозили в районный отдел милиции, а оттуда «депортировали»: отправляли на все четыре стороны. Но для страдальцев, приехавших к отцу Василию, этих четырех сторон не было. Была лишь одна сторона. Все захваченные нарушители снова оказывались в Васк-Нарве. По закону каждый гражданин Советского Союза был обязан встать на учет по прибытию в любое место, где он не был прописан. Если его гостевание превышало трое суток, нужно было оформлять временную прописку. Дело это муторное и долгое. Но главное – такой прописки власти попросту не давали. Во всяком случае, для паломников и людей, трудившихся для Церкви. Церковь была для коммунистов объектом приложения слабеющих сил. С классовыми врагами покончили, но бороться с Богом не переставали вплоть до крушения системы. Позволить священнику разместить при храме несколько десятков человек было просто немыслимо. Даже рабочие, трудившиеся на восстановлении храма, считались нелегалами. Сейчас даже трудно представить, какой подвиг взял на себя отец Василий. Его постоянно штрафовали, отвозили в милицию для составления протоколов, грозились изгнать из Васк-Нарвы. Но Господь берег его. Батюшка бесстрашно заявлял властям: «Изгоняйте. А бесноватых лечите сами. Размещайте в своих квартирах, кормите, ухаживайте за ними, слушайте их вопли. А если они вас растерзают, то никто не будет виноват. Чего с них взять, с бесноватых». От таких речей красные товарищи сами начинали бесноваться, но, пообещав разобраться с отцом Василием по всем строгостям советского закона, на какое-то время оставляли его в покое. Но потом снова устраивали облаву: нужно ведь отчитываться перед вышестоящими начальниками. Батюшка искренне жалел своих гонителей. Улов их был всегда невелик, а сил и бензина они тратили много. Об одной такой облаве я расскажу позже.

Итак, мы с Марковной и Галиной отправились искать себе пристанище. Марковна придержала два места для моей жены и сына в женском домике и одно для меня – в мужском. Но такой расклад был невозможен. Жена моя не могла справиться с Петей без моей помощи. Да и с таким количеством соседок он бы вовек не уснул. Нужно было найти место, где бы мы могли разместиться втроем. Единственным незанятым оказался закуток в кочегарке без окон и электричества. Но с несомненным достоинством – отсутствием соседей. Мы выгребли несколько ведер мусора и устроили рядом с котлом лежбище из трех матрацев. В нашем жилище было пыльно и душно, но это еще не самое большое испытание.

На следующий день в воскресенье после литургии проводилась отчитка. Впервые в жизни я оказался в компании мнимых и настоящих бесноватых. Во время службы то в одном, то в другом углу храма раздавались лай, хрюканье, громкие вопли, рычание, целые тирады. Пожилой мужчина, не по сезону одетый в ватную фуфайку, через каждые четверть часа начинал мотать головой и выдавать громкие текстовки: «У Василища – Божия силища. И откуда ты взялся на нашу голову?!» Потом он долго кашлял, а перестав, снова выдавал какой-нибудь текст. Комплименты насчет великой духовной силы отца Василия сменялись угрозами: «Погоди, мы до тебя доберемся. Повесим тебя за бороду и язык вырвем, чтобы не произносил таких страшных слов. Совсем замучил своими молитвами».

Человек этот явно блажил и переигрывал. Все произносимое им походило на декламацию. Он исподтишка поглядывал на меня, стараясь определить, какое впечатление произвел на новенького. А после службы подошел ко мне и громко сказал на ухо: «Во мне легион. А в этих… – он презрительно кивнул в сторону товарищей по несчастью. – Это так, вшивота. Шелупонь. Неча делать».

Но делать было что. Настоящих бесноватых в храме собралось предостаточно. Одному молодому человеку, приехавшему на день раньше нас и еще не бывавшему на отчитках, мать дала святой воды – запить таблетку. Нужно было видеть, как его выворачивало и как он выл от боли. А когда после службы батюшка вынес крест, то у соседки Марковны неожиданно начала вращаться голова, будто сломанный пропеллер. Потребовалась помощь двух молодцов. Они с трудом удерживали ее голову, чтобы она смогла приложиться. Батюшка протянул ей крест, и как только ее губы его коснулись, она издала такой вопль, что все невольно заткнули уши.

Между литургией и отчиткой был часовой перерыв. Батюшка отправился отдохнуть. Народ потянулся в трапезную. Но трапезничали не все. Многие в день отчитки не ели до самого вечера: постились, чтобы легче было «сокрушить врага».

Трапезная – дощатый сарай с длинным столом. Приходилось кормить болящих в две, три, а то и четыре смены. Еда была самая простейшая: зеленые щи да каша пшенная или рисовая. Иногда варили суп из снитки. Некоторые женщины делали из сныти салат. Предлагали всем, приговаривая: «Сниткой батюшка Серафим Саровский питался. Сныть – самая ценная в мире трава. Голод начнется – со сниткой не пропадем». Но охотников питаться ценной травкой находилось немного. Несколько раз в течение месяца, который мы провели в Васк-Нарве, местные рыбаки приносили рыбу. Однажды принесли щуку длиной около двух метров. Мужики с трудом поднимали ее на палке, продетой между жабр. Хвост щуки лежал на земле, а голова – вровень с головами рыбаков.

На первую отчитку мы пошли, позавтракав. Нам, любителям хорошего чая, было трудно избавиться от этой слабости. Если до полудня не выпьешь крепкого чая, то на весь день гарантирована головная боль. Здесь пили настой из трав. Мы кипятили воду походным кипятильником в стеклянной литровой банке и украдкой заваривали нормальный чай. Украдкой, потому что местный люд объявил нас «чифирщиками», и даже кто-то сообщил народу, что пристрастие к чаю я приобрел в зоне. И жену свою приучил. Марковне потребовалась целая неделя на то, чтобы развеять слухи о моем уголовном прошлом. А одной шибко активной «рабе» она даже дала пощечину за то, что та говорила, будто Петина болезнь – следствие моего разбойного жития.

В тот день, выпив чаю с куском черного хлеба, мы отправились на отчитку. Белый хлеб здесь считался роскошеством и был объявлен «не постным».

Народу на отчитке собралось много. Помимо «стационарных» – поселившихся надолго – на один воскресный день подъехал народ на своих машинах из Питера, Таллина, Нарвы и прочих городов и весей. Марковна пристроила Оленьку на табурете у левой стены и очертила вокруг себя «мертвую зону», ожидая нас. Для Пети она припасла еще один табурет. Оленька чувствовала себя скверно. В тот день она дважды падала в обморок.

Марковна этому обстоятельству только радовалась: «Бес батюшку почуял. После отчитки станет получше». И действительно. Вечером Оля читала в храме вечернее правило. Все молитвы она знала наизусть и читала по памяти. Читала замечательно. Ее тихий голосок был отчетливо слышен во всем храме. А в казавшемся монотонным чтении на одной ноте чувствовалась большая духовная сила и молитвенная энергия.

Отчитку батюшка начал с небольшой проповеди. Он встал на амвон, держа обеими руками крест, оглядел народ, несколько раз подмигнул старым знакомым. Все притихли. Общее напряжение, казалось, уплотнило воздух. Кто-то всхлипывал. Батюшка задорно вскинул голову:

– Кто там нюни распустил? А ну прекрати. Ничего не бойтесь. Пусть бес боится. Стойте, молитесь. Он ведь хулиган. А с хулиганами как надо? По ушам – и в кутузку. Вот мы его сейчас и отхлестаем. И не думайте, что он сразу выйдет. Вы даже не просите Бога об этом. Если из вас бес выйдет без всякого вашего старания, то вы погибли. Сразу на танцы побежите да на блуд. Бес же – это ваш помощник. Вроде советского милиционера. Он вас от зла удерживает. Вот это премудрость Божия. Господь попустил бесу войти, чтобы этот злодей удерживал вас от большего зла. Так что не бойтесь. Пусть он трепещет.

К сожалению, я не помню многих деталей чина отчитки. Помню лишь, как батюшка читал отрывки из Евангелия и обильно кропил святой водой болящих. Вой стоял ужасный. В разных углах бесноватые кричали на все лады. Поначалу я подозревал многих в симулянтстве, но вскоре мне стало жутковато. Оленька время от времени хватала меня за руку и шептала, что ей страшно. Я поглаживал ее руку и старался, как мог, успокоить. К великому удивлению, Петя вел себя довольно спокойно. Когда раздавался особенно громкий вопль, он усмехался и одобрительно кивал головой. Похоже, происходившее ему нравилось. Наблюдая за публикой, я старался отличить настоящих бесноватых от тех, кто в бесноватого играл. Мнимые фальшивили и переигрывали. Было видно, что настоящие действительно испытывали сильные страдания от прикосновения к святыне. Рядом с батюшкой стояла худенькая, как тростинка, барышня ростом не более полутора метров, с тонкими ручками и острым личиком, заточенным, как топорик, с глазками, сведенными к переносице. Ее ласково называли по имени: Любушкой. Когда батюшка стал читать первое Евангелие, глаза ее побелели, и казалось, вот-вот выпрыгнут из орбит. Во время второго Евангелия она закашлялась. Кашель ее был хриплым и грубым, как у пропойного мужика. После третьего Евангелия она начала биться и завалила четырех здоровенных парней, державших ее за руки и под руки. Батюшка поднес к ее губам крест, и лицо ее в одно мгновение покрылось крупными каплями пота. Любушка завизжала, заплакала, стала умолять отпустить ее и не жечь раскаленным крестом. А когда с батюшкиного кропила на лицо ее упали капли святой воды, из недр ее хрупкого тельца вырвался такой громкий хриплый рык, что стоявшие рядом с ней невольно отшатнулись, заваливая стоявших за ними. Непонятно, как и чем это маленькое существо издавало такой нечеловеческий звук.

Вот тебе, мил друг, и психосоматика…

Отец Василий Борин. Фото: Марина Юрченко / Православие.Ru

Поразительно то, что практически все к концу отчитки чувствовали невероятный упадок сил. А отец Василий наоборот. С каждой минутой силы в нем прибавлялись. Лицо его становилось вдохновенным и восторженным. Он был подобен отважному воину, увлеченному битвой с падшими духами.

Он буквально летал между рядами болящих, обильно кропя их святой водой. Некоторых даже хлестал кропилом по лицу. Толпа то подавалась вперед к амвону, то отступала назад. Потом начиналось кружение и движение во все стороны по маршруту передвижений батюшки. В этом кажущемся хаосе, оказывается, был свой порядок. У отца Василия помимо помощников, готовых в любой момент подхватить падавших без сознания страдальцев, присутствовали на каждой отчитке врачи. Они никогда не надевали белых халатов, чтобы не выделяться и не смущать остальных, и делали свое дело проворно и молча. Приводили в чувство, успокаивали, в случае нужды делали уколы.

Мнимых бесноватых я научился отличать довольно скоро. Многие сами подходили и рассказывали свои истории. В основном это были люди с поврежденной психикой. У одних повреждение серьезное, у других едва заметное. Они верили в то, что в них сидит бес. И переубедить их было невозможно. Многие редко покидали психиатрические больницы. Несколько человек из мнимых частенько устраивали другим проверки. Дадут святой воды вновь прибывшему и смотрят за реакцией. Если прошло без последствий, это мнимый бесноватый. Просто такой же, как они, чокнутый сачок. А если от святой воды человеку становилось плохо, то тут дело ясное: бес в нем взаправдашний. Проверяльщики тут же бегут доносить батюшке на сачков. Очевидно, доносчики полагали, что таким образом можно убедить батюшку в том, что они-то подлинно одержимые. Но он и так чувствовал настоящих клиентов и не нуждался ни в каких проверках. Этих активистов, как и прочих самозванцев, отец Василий не прогонял. Вернее – терпел, но не бесконечно. Он знал, что имел дело с душевнобольными людьми, и не хотел их обижать. Некоторых в шутку даже обещал поощрить: «Давай-давай, Маруся, старайся. Выявляй врагов народа. Я тебе за это особый колпак велю сшить. Чтоб за версту видать ударницу». Маруся была довольна и всерьез ждала обещанного.

По вечерам после общего прочтения вечернего правила всем храмом пели: «Господи, оружие на диавола крест Твой дал еси нам: трепещет бо и трясется…» Эту же молитву пели и во время отчитки. А батюшка приговаривал:

– Во-во! Пусть трясется и трепещет. А нам нечего бояться. С нами крестная сила и Сам Господь!

Завершал общую вечернюю молитву батюшка проповедью. Вернее, беседою. Если был в духе, то мог несколько часов говорить. Тут было все: и серьезные богословские рассуждения, и назидания в виде притч и историй из его жизни, и «разборы полетов», после чего он мог устроить крепкий разнос провинившимся и даже изгнать особо дерзких или ленивых, не желавших вместе со всеми работать. Лентяев он особенно не любил. А тех, кто особенно старался на храмовых работах, отличал и поминал громко на ектениях. О себе он говорил: «Попишка я так себе. А вот строитель ого-го!»

Почти каждый вечер батюшка просил народ не считать его чудотворцем и не отчаиваться оттого, что бес не оставляет их:

– Нынче в мире не найти таких сильных мужей, как прежде. Чтобы им бесы повиновались. Я же только молюсь, чтобы облегчить ваши страдания. И вы молитесь. Не валите все на меня. Я ведь старый и слабый. Помогайте мне. Старикам даже пионеры-безбожники помогают. А вы не хотите мне помогать. Молитесь крепко вместе со мной. Не ленитесь. Господь дает по стараниям, по трудам, по подвигам, а не по пустым просьбам. Он знает, что нужно для нашего спасения. Ты думаешь: ай как быстро я долечу, куда надо. А самолет – бултых и разбился. Тебе надо было пешочком или на лошадке. Нет, ты модный, современный. Тебе самолет подавай. Ты ведь спешишь… Никуда не спешите, дорогие мои. Все само придет. Я вот никуда не спешил. Ко мне сами, кому надо, приходили: и немцы пришли в войну, хоть я их не звал. И красноармейцы. И милиционеры опять скоро придут – их я тоже не очень жду. Так что сидите на месте, молитесь, кайтесь в грехах своих и молитесь за родителей ваших: они наломали дров – на пять веков топить хватит. Молитва – главное дело для православного человека… А вы говорите: чем заняться, как спастись? В Евангелии все сказано. Соблюдай заповеди! И не надо ничего выдумывать…

Тех, кто выдумывал, батюшка изгонял. Одного молодого человека – питерского Володьку, собравшего вокруг себя целую секту, – изгонял при мне. Этот новоявленный ересиарх утверждал, что все в Церкви плохо, что все архиереи продались большевикам и даже отец Василий молится неправильно:

– В Евангелии Господь говорит: «Аминь-аминь, – глаголю вам…» А потом говорит притчей. А кто из попов говорит «аминь-аминь»? В этом вся беда. Как два раза скажешь «аминь», так сила в два раза и прибавляется. А попы даже после проповеди не то что дважды, и один раз «аминь» не скажут. Потому столько болезней и беснований…

Этому открывателю причин беснования батюшка устроил прилюдную взбучку. Диспут был краток. Вовка на грозное батюшкино требование объяснить суть его «учения» промяукал что-то про двойное «аминь».

Батюшка покраснел от гнева:

– Что ж ты суешься, куда не смыслишь?! Два «аминя» ему подавай. А я тебе три даю: «Аминь-аминь, – глаголю тебе. Пшел вон отсюда. Аминь!»

Вовка исчез не сразу. Время было теплое. Ночевал он где-то на чужом сеновале. Днем купался в озере, собирал ягоды.

Уезжать ему не хотелось. Место райское. Храм стоит на берегу широченной реки Наровы. Она вытекает из Чудского озера в ста метрах от храма. Широкий песчаный пляж. Вода теплая. Лес полон ягод. Начинается лес от пляжа и тянется на десятки километров вширь и вглубь. Чего еще желать!

В монастырьке нашем оставалось несколько сторонников вовкиного «учения». Они тайком носили ему еду. По вечерам в отдалении жгли на берегу озера костер. И Вовка, пламенея от вдохновения, вещал, озаренный пляшущими языками пламени, о скорых бедах и страшных наказаниях за то, что православные изменили «двойному аминю». Один раз я набрел на эту живописную группу. Говорилось там о многом. Вовка рассказывал всякие небылицы о батюшке. Но главное – Вовка готовил бунт.

Бунт не удался. В дело вступил мордвин Сережа. А Сережа этот был из тех, о ком Лесков говорил: «Увидеть его означало испугаться». Вовка испугался. Стоило Сереге взять его за руку, как тот присел до земли от боли. Тут же все понял и побежал вприпрыжку к автобусу, оглядываясь и отмахивая рукой, испытавшей дружеское Серегино рукопожатие.

Другое изгнание обошлось без Сереги. Изгонялась странница Пелагея с «ученицей» Натальей. Изгонялась по-тихому. Два дня она собирала народ и рассказывала басни о своих дарах исцеления и чудотворения.

Она обошла пол-России и будто бы исцелила несколько сотен людей. С бесами она тоже лихо управлялась.

Батюшке она заявила, что готова помогать своей сверхмощной молитвой. Отец Василий посмеялся:

– Не надо мне, мать, твоей помощи. Как бы тебя самое бесы не потрепали. Помолись и ступай себе с Богом!

Вечером она подсела к нам в трапезной и предложила помолиться с нами. Говорила, что благодать на нас изольется преизобильно, и мы забудем о наших бедах. Обижать ее не хотелось. Я пригласил ее в нашу «келлию».

Мы к тому времени протащили к себе шнур со стоваттной лампочкой и могли читать и не набивать себе шишек в темноте.

Пелагея пришла без ученицы. На ней был черный подрясник и черная шапочка – чистая монахиня. Петя наш спал. Пелагея окрестила все углы, опустила в пузырек с широким горлом конец четок с крестом и стала энергично окроплять водой из пузырька все вокруг. Затем она упала на колени, прочла «Царю Небесный», «Трисвятое», «Отче наш» и начала читать принесенную с собою затертую Псалтирь, всю утыканную записочками.

– Читать будем до утра, – объявила она. – Нужно все двадцать кафизм прочесть.

Мы с женой обменялись жалобными взглядами, но по велению Пелагеи опустились рядом с ней на колени. Жена зажгла свечу перед бумажными иконами Владимирской Божией Матери и мученика Трифона.

Я пытался вслушаться в слова псалмов. Читала Пелагея как-то заполошно, проглатывая слова и чересчур торжественно произнося «славу». «Аллилуйю» она проговаривала с каким-то взвизгиванием, долго протягивая концовку: «й-й-й-й-я-я-я». На второй «славе» это «й-й-й-я-я-я» меня сильно смутило. Словно железом по стеклу. Я почувствовал, что долго не выдержу. Но, памятуя о кознях вражиих, решил терпеть. В конце третьей «славы» Пелагея стала неровно дышать. Прочитав молитву после первой кафизмы, она вдруг широко раскрыла рот и с громким стоном зевнула. За первым зевком последовал второй, затем третий. Каждый раз Пелагея быстро крестила рот, приговаривая: «Вот искушение!» Вдруг она легла на спину и тихо залепетала: «Простите, спину ломит. Не могу терпеть. Вот вражина дает. Как тут молиться?»

Мне стало жалко старушку. Я предложил перенести ночное бдение до следующего раза. Она радостно согласилась и чересчур бодро вскочила, не взяв протянутой ей руки. От моей помощи она отказалась и провожать себя не позволила.

На следующий день батюшка служил литургию и отчитывал. Пелагея на отчитку не осталась, а на литургии перед чашей что-то стала выговаривать отцу Василию. Батюшка рассердился и на весь храм грозно приказал:

– Чтобы духу твоего здесь не было.

Оказалось, что она пеняла батюшке за то, что во лжице для нее было мало причастия. А перед службой она прилюдно просила его причастить ее как-то особенно, потому что бесы на нее ополчились с невероятной силой. Причастившись, она громко объявила, что отец Василий не захотел ей помочь, потому что она великая молитвенница, и тот ей завидует. Уехала она со своей ученицей на попутной машине, на прощание выкрикивая в адрес отца Василия страшные угрозы.

Эту Пелагею вместе с Натальей я встретил лет через пять возле Знаменской церкви в Москве. Они раздавали богомольцам какие-то брошюрки. Я поздоровался с ними. Они сделали вид, что меня не знают. А еще через несколько лет я попытался унять братьев из «Богородичного центра», проповедовавших в плацкартном вагоне поезда Петербург–Москва. Они дерзко говорили о безблагодатности Православной Церкви и о том, что в их среде живут настоящие святые и чудотворцы. Фотографию одной недавно скончавшейся «святой» они стали раздавать желающим. Я поглядел на художественное фото, сделанное под икону. На меня лукаво смотрела старая знакомица. На этой фотографии Пелагея была в схимническом одеянии. Взгляд ее говорил о великой победе: «При жизни вас дурачила и с того света буду баламутить».

Самое тихое изгнание было в начале нашего васк-нарвского жития. Батюшка приказал своей самой страстной поклоннице ехать домой к детям. Звали ее Надеждой. Она уже в пятый раз обрушилась на батюшку. Не давала ему прохода. Пела ему здравицы, объяснялась в любви и с утра до вечера рассказывала каждому встречному о том, каким великим старцем является отец Василий. Надоела она ему чрезвычайно. Он собрал всех в церкви и сказал:

– Вот мать двоих детей. Бросила своих чад и валяет дурака. Я, понятное дело, дурак. Но больше валяться не хочу. Нечего тебе тут делать. Тебя дети ждут. У тебя перед ними и перед Богом обязанности.

Надежда разрыдалась:

– Никуда я, батя, от тебя не поеду. Не нужны мне ни дети, ни муж окаянный. Только ты.

– Ах, так, – рассердился батюшка. – Дети тебе не нужны? Так и мне такая дурная мать не нужна. Детей бросить – нет страшней преступления.

– Это бес меня к тебе, батя, гонит.

– Нет в тебе никакого беса. И совести в тебе нет. И любви нет. Одна дурь. Глаза бы мои такую противную бабу не видели.

Тут Надежда взвыла и бросилась из храма. Где-то пробродила всю ночь, а утром, притихшая и зареванная, пришла просить у батюшки прощения. Батюшка ее простил, но выпроводил.

Были и другие изгнания. Особенно лютовали при депортации мнимые бесноватые. Некоторые повторяли коммунистические наговоры на батюшку и злобно угрожали ему.

Говорить дурно о батюшке могли лишь очень больные люди либо большие негодяи. Ильинский – это уже третий храм, который отец Василий восстанавливал из руин. При большевиках такое было немыслимым. Как ему это удавалось – одному Господу Богу известно. Да, пожалуй, ближайшим друзьям. Как он получал разрешения на строительство в то время, когда по всей стране храмы закрывали, рушили или превращали в склады и клубы? Богатых спонсоров тогда не было. В церковь ходили в основном люди простые и далеко не богатые. Питерские батюшкины друзья жертвовали из своих скромных окладов да привозили то, что удавалось собрать у таких же небогатых знакомых. Дело потихоньку продвигалось еще и благодаря тому, что находились трудники, готовые работать во славу Божию. Несколько каменщиков и плотников приезжали на весь отпуск. Один из них, питерский Ваня, с радостью говорил, что такой отпуск лучше всякого черноморского санатория:

– Я утром искупаюсь, и в обед, и вечером. Загорать не люблю. Без дела не могу валяться на солнце. Проплыл – и за работу. Кормежка на столе. Воздух свежий. Красота!

Стол у них был получше, чем у болящих. Они не постились. Работа была тяжелая. Один раз в неделю выходили в ночное – на рыбалку. По желанию могли и чаще, но совесть не позволяла. Работали не менее десяти часов. Но, как правило, больше. Смеркалось поздно. Иногда стук молотка был слышен и в темноте.

Ваня знал отца Василия много лет. Приезжал к нему и на бывшие приходы. От него я узнал некоторые сведения об отце Василии. У него была жена и двое детей. Но они давно «махнули на него рукой». Кому нужен неугомонный старик, предпочитавший бесноватых родной семье! Семья жила в Эстонии. Название городка я забыл. Батюшка навещал их редко. Такое беспокойное хозяйство не оставишь. Отчитывать он начал давно. Из-за этого с властями всегда проблем хватало. Составляли целые комиссии с начальниками и психиатрами. Какие бесы, когда их нет?! Что это за чудачество и шарлатанство? В стране борьба с религиозными предрассудками, а тут деревенский батёк дурачит строителей коммунизма.

Когда начались хрущевские гонения, отца Василия арестовали. «Должно быть, хотите меня как последнего попа показать по телевизору», – шутил батька.

Даже в больницу клали на принудительное лечение. Однажды зимой повезли его арестованного в рейсовом автобусе. Он попросил шофера остановиться на минуту. Тот остановился. Батюшка выпрыгнул и побежал по полю. А снега было по пояс. Милиционеры поглядели на глубокий снег, да и полезли обратно в теплый автобус.

На Чудском озере. В центре – владыка Алексий (Ридигер), будущий Патриарх, слева – священник Василий Борин

А вообще-то отца Василия защищал владыка Алексий. Тот был большим дипломатом и знал, как вести себя с властями. Он батюшку любил и ценил. За отцом Василием числилось еще два прихода. Священников не найти, а этот и по-русски, и по-эстонски служил. Русских священников, знающих местный язык, – по пальцам перечесть. Эстонские начальники уважали русских, говоривших на их языке. В конце концов они решили, что отца Василия нужно считать большим чудаком и местной достопримечательностью. Во всех смыслах ценный кадр. Но проверять его и отчитываться о проделанной работе все равно надо. А вдруг к нему забредут опасные элементы – враги советской власти?..

В одно, как говорят, прекрасное утро монастырек наш загудел-зашумел. К нам в котельную забежала Марковна:

– Быстро собирайтесь. Комиссия едет. Все в сумки – и живо в лес.

По двору бегали встревоженные постояльцы. Что-то откуда-то вытаскивали и прятали в сарае. Я отнес наши матрацы в общее потайное место, и мы, что называется, с вещами побрели через песчаное поле к озеру. Оля с Марковной вскоре догнали нас. Справа, недалеко от дороги, за небольшим болотцем, росли камыши. В них спряталась дюжина наших бабулек. Они составили первый эшелон обороны: молились, читали Псалтирь. На песчаном холмике лежали, глядя на дорогу, дозорные. Они должны были оповестить народ, когда появится проверка.

Мы добрались до озера, где, пугая дачников, устраивалась наша братия. Представьте: люди в шезлонгах, в купальниках и солнечных очках намазываются кремом для загара – и вдруг появляется толпа женщин в черных платках и черных до пят юбках, распевающих: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его!» Часть этой толпы небольшими группами по нескольку человек устремляется в лес, но основные силы остаются на пляже. Молодые барышни разоблачаются до купальников, а пожилые залезают в воду в платьях и ночных сорочках. В тени устраиваются дежурные молитвенницы и начинают громко, чтобы заглушить музыку из транзисторов дачников, читать Давидовы псалмы. Картина в советской действительности редкая. Даже для вольнолюбивой Эстонии.

В этот день мы вдоволь накупались и собрали трехлитровое ведерко черники. Я даже поймал руками небольшого сомика. Он метался по мелководью, и я, подогнав его к самому берегу, как-то сумел его схватить. Никогда ни до, ни после мне не удавалась подобная рыбалка.

В 5 часов дали отбой. Народ потянулся обратно к храму. Свидетелей облавы оказалось немало. Несколько дней только о ней и говорили. Галя, имевшая право сопровождать батюшку как помощница, рассказала, что ожидание было долгим. Ждали с утра, а они только после обеда приехали. Оставшийся на хозяйстве народ истомился, уже и дозорный спустился с крыши, как вдруг возле храма остановились две «Волги». Главный начальник, не проверявший батюшку более двух лет, опешил, увидев новые дома на территории храма.

– Чего это ты, гражданин Борин, понастроил? – обратился он к отцу Василию.

– Как чего? Все, что нужно в хозяйстве.

– Какое у тебя хозяйство? Тебе разрешили дом для проживания построить, а ты целых четыре отгрохал.

– Никак нет. Один, а не четыре.

– Какой же один! А это что?

– Это гараж.

– Зачем тебе гараж? У тебя и машины нет.

– Зато у вас есть. Вот щас поставим, и никто не угонит.

– Не надо никуда ставить. И так не угонят.

Проверяющие подошли ко второму дому.

– А это что за дом?

– Это, граждане начальники, не дом, а техническое сооружение – водокачка.

– Какая еще водокачка, когда жилой дом?!

– Это только кажется. Мы водокачку так оборудовали, чтоб, к примеру, вам отдохнуть где было. Вот зайдете, мы вам чайку подадим. Попьете и отдохнете, как люди.

– Ты нам зубы не заговаривай. Мы не отдыхать приехали.

– А это что такое? – начальники подошли к третьему дому.

– А это, дорогие мои, морг.

– Какой еще морг?

– Натуральный. Мертвецкая, значит. К примеру, помрете вы. Не дай Бог, конечно. Куда же я вас дену? А тут – пожалуйста. Красота. Лежи – не хочу. Я вас и отпою. На то я и поп. На то она и церковь. Всякий человек покойником бывает. Начальником не всякий. А покойником – извините, товарищи…

После этой тирады начальники, плюясь и чертыхаясь, завалились в храм. Оглядели обшарпанные стены, залатанные на скорую руку проломы в стенах и крыше и, не испытав никакого удовольствия от увиденного, пошли за ограду.

Отец Василий напрасно приглашал их чайку попить. На его счастье матушка Варвара накормила их великолепным обедом в монастыре, куда они заехали по пути в Васк-Нарву. Пить чай у отца Василия они отказались. Главный потребовал документы на новострой.

– Это вы, дорогой Валентин Степанович, у старосты требуйте. Я в этом ничего не понимаю.

Главный начальник в сопровождении самого въедливого чиновника, который все время что-то нашептывал ему на ухо, тронулся через песчаное поле к дому старосты. Остальные члены комиссии остались у машин курить.

Отец Василий забрался на каменную ограду и, крестя им спины напрестольным крестом, стал в голос молиться:

– Господи, уйми Ты этих врагов Твоих. Не дай им порушить дело рук рабов Твоих. Нашли на них неразумие, чтоб они сами не поняли, чего ради сюда приехали.

Галина стояла рядом с батюшкой и рассказывала, как проверяющие взошли на крыльцо. Открылась дверь, и вышел староста. Он о чем-то с ними говорил. А те минут через десять развернулись и побрели по песку в сторону леса. Из машины, на которой они приехали, выскочил шофер и побежал в их сторону, что-то крича и размахивая руками. Проверяющие остановились, развернулись и пошли в его сторону. Так и уехали.

Вечером отец Василий рассказал после молитвы об этом происшествии. Он стоял на амвоне с крестом и смешно показывал, как крестил начальство и молился об умягчении их сердец и затуманивании их мозгов. Народ покатывался со смеху. После отца Василия слово держал староста. Он рассказал о том, что произошло на крыльце его дома.

– Слышу стук в дверь. Громко стучат. Требовательно. Открываю. Вижу знакомые физиономии. Я поздоровался, спрашиваю, чем могу помочь. А они стоят и молчат как пришибленные. Я спрашиваю: может, что случилось? Главный лоб наморщил – пытается что-то вспомнить. А второй стоит, молчит и на босса со страхом поглядывает. А тот вдруг как матюгнется. Развернулся да и пошел в лес. Я кричу: «Храм в другой стороне!» А они бредут как во сне. Может, выпили лишнего.

– Это сила батюшкиной молитвы, – заговорили со всех сторон.

Батюшка махнул рукой:

– Подхалимов не люблю. Не кто, как Господь, на сей раз отвел.

Публика в Васк-Нарве была настолько разная, что даже представить трудно. В основном это были люди простого, неумственного труда. Интеллигенты не задерживались. На кухне с неделю подвизалась одна дама из южного города. Она была в своем городе большой начальницей. Но старалась это скрыть. Скрыть не удалось – уж больно характерные у нее были повадки. Готовить она то ли не умела, то ли злоба ее постоянно душила. Есть ее стряпню никто не мог. Это было удивительно. Из тех же круп и картошки ее сменщица готовила очень вкусные каши и супы.

У этой начальницы погиб в автокатастрофе сын. Она рассказывала, что жил он распутно, на широкую ногу. Эту ногу обеспечивала ему она. Отец Василий сказал ей: «Забаловала до смерти, теперь отмаливай!» Не знаю, как уж она отмаливала, только хватило ее ровно на неделю. Уезжала она очень недовольной оттого, что «потратила много времени на придурков».

Батюшка после ее бегства часто говорил:

– Вот вам и угольное ушко. Даже на храм денег жалко. А на пьянки сынка да на его грязную жизнь давала щедро.

Другая дама из «непростых» ходила вся в черном, в старорежимной шляпке с вуалью. Она следила за собой. Ей можно было дать и сорок, и все семьдесят. Однажды она подошла ко мне и на ухо прошептала:

– Зря они его так все не любят. Он ведь хороший. Вдохновение нам дает.

Нетрудно догадаться, кого она имела в виду. Эта дамочка тоже не задержалась. Жить со всеми в спартанских условиях она не могла – снимала комнату в поселке. Приходила днем и по вечерам. Поприсутствовала на одной отчитке. Но не до конца. Пришлось для нее отпирать двери. Батюшка обычно запирал храм. Ходила эта дама задумчивая, томно поглядывая на молодых мужчин. Особенно ей понравился двухметровый мордвин Серега. Ему она назначила романтическое свидание на берегу реки. Она сидела в чужой лодке, привязанной к мосткам, Серега пристроился на мостках. При свете луны она читала ему стихи. Романтик из Сереги получился неважный. Поэзию он попросту не понимал, но когда услыхал зарифмованные строки, в которых дамочка благодарила денницу за то, что он избрал ее для «счастья и вдохновения», кое-что все же понял. Что с ним случилось, он и сам не мог объяснить. Только дамочка оказалась в воде, а он, оглашая окрестности громкими стонами, помчался к батюшке исповедоваться. На утро «завуалированная» романтическая особа исчезла. По ее поводу батюшка тоже много чего сказал. Такие персоны вынюхивают, что делают те, кто борется с их кумиром.

Самому врагу нечего вынюхивать, он и так все знает. А вот его адептам для чего-то надо появляться там, где его пытаются изгнать.

Была в нашем монастырьке настоящая монахиня. Очень мрачная. Она пыталась удерживать язык: болтливость была главной страстью, с которой она боролась. Но почему-то все знали ее тайну. Ее по ночам посещал вражина. Когда она рассказывала об этом, создавалось впечатление, что она этим хвастает.

Обо всех вспоминать нет нужды. Многие серенькими мышками пробежали через батюшкино владенье. Даже без особого писка. Другие сотрясали округу и оставляли после себя надолго недобрую память. Однажды появились два друга: один – однорукий, на деревянной ноге; другой – при всех членах, но с большими потерями по психической части. Они проявляли такую свирепость, что даже мордвин Серега терялся и норовил куда-нибудь спрятаться. Как-то после трапезы безногий так отходил своего товарища деревянной ногой, что пришлось вызывать «скорую помощь». Заодно вызвали и милицию.

Событий за месяц нашего пребывания в Васк-Нарве произошло немало. На их фоне даже празднование престольного праздника Илии Пророка с приездом владыки Алексия прошло скромно. Безо всякой помпы. Владыка вел себя совсем не владычно. Со всеми поговорил, обошел батюшкины владения (даже на крышу хотел по шатким мосткам подняться, но его отговорили). Отслужил литургию, благословил всех. Детишек, да и кое-кого из взрослых, склонившихся под благословение, погладил по голове. Всячески старался обласкать болящих. После службы в краткой проповеди просил народ поберечь батюшку:

– Он ведь не только пастырь добрый и молитвенник о вашем здравии, но еще и храмостроитель. Он у нас один такой на всю епархию.

Точно не помню, но, кажется, отец Василий учился в Питерской семинарии год или два одновременно со своим будущим архиереем и патриархом.

Об отце Василии говорили, что за ним постоянно приглядывали стукачи. Он пытался молиться по ночам, но ему запретили под страхом изгнания из семинарии. Часто он пропускал трапезы, чтобы остаться наедине и помолиться Богу.

Так он начинал свое служение. Подвиг, который он взял на себя в зрелые годы, был под силу большим подвижникам. Ему пришлось воевать не только с духами злобы поднебесной, но и с бесами во плоти. И от начальства доставалось отцу Василию, и от бесноватых. Кое-кто даже бивал батюшку. Но он не отчаивался. Все терпел. Часто юродствовал, понимая, что только так можно отбить атаки коммунистов. И сам говорил об этом: «Пусть лучше они думают, что дурачок с дурачками тешится. А если всерьез, то не жди пощады. Разгромят всерьез».

Я благодарен батюшке за многое. Я увидел настоящего бескорыстного и бесстрашного воина Христова. В свои семьдесят лет он без сна и отдыха занимался людьми, от которых отказались и родные, и общество. Он утешал и заботился о совершенно отверженных людях. Никому до них не было дела, кроме него. Это было особое проявление мужественной любви. Без внешней демонстрации. Без сюсюканья и желания понравиться, без старания получить что-нибудь для себя. Власти распускали о нем всякие слухи. Будто бы забота о бесноватых приносит ему приличный доход.

Доход выражался в посылках с крупами, сухофруктами и сахаром. Их присылали для прокорма больных такие же больные. С продуктами тогда были проблемы, и уезжавшие от батюшки присылали, что могли. Когда я впервые попал в кладовку, где хранились припасы, меня поразила всеохватная география адресов. На посылках были адреса отправителей из Сибири, Владивостока, Камчатки, Кубани, городов Центральной России и северных областей. Почему-то особенно много было посылок с Украины, особенно из Донбасса. К батюшке приезжали с Кавказа. Он всем был рад, со всеми находил общий язык, со всеми вел себя ровно, никого не производя в любимчики. У него, конечно, были духовные чада. Им он уделял немало времени.

Приезжавшим просто отдохнуть он, по апостольскому правилу, позволял три дня побездельничать и покупаться. Но потом посылал на послушания. Если кто-то неоднократно нарушал заведенный порядок, изгонял, несмотря ни на какие проклятия и угрозы.

В Васк-Нарве я получил первый серьезный урок практического богословия. Убедился в том, что Бог есть, что Он рядом и всегда готов помочь. Стоит лишь сделать шаг навстречу Ему, как Он сделает десять шагов навстречу тебе и, как любящий Отец, все простит, утешит и исцелит. До Васк-Нарвы я получал другие уроки: ходил в семинарский храм и слушал по средам замечательные проповеди ректора епископа Кирилла (нынешнего патриарха).

В Васк-Нарве я узнал, что есть и другая проповедь. Жизнь отца Василия сама действенная проповедь христианского служения.

А его ежевечерние беседы и рассказы тоже были своеобразной проповедью – бесхитростной и мудрой. Он просто рассказывал о том, что видел, чему был свидетелем, на какую мысль его навел тот или иной случай. Он учил народ приглядываться ко всем проявлениям жизни:

– Смотрите вокруг внимательно и читайте книгу, написанную Самим Господом Богом. Только внимательно читайте. У меня вот нет времени смотреть по сторонам. Только ваши физиономии вижу. Но и от вас многому учусь. А вчера наблюдал за мальчишкой с удочкой. Сидит и на поплавок смотрит. А что такое поплавок? Это же мне подсказка, что поп должен быть ловок. Ловким. Господь первыми призвал рыбарей. И чудеса у него были многие связанные с рыбной ловлей. И статир из рыбы достали. И сто пятьдесят и три больших рыбин, по глаголу Его, вытащили апостолы. А ведь без Него трудились впустую. И рыба «ихтиос» была тайным знаком христиан. Вот и каждый священник тоже рыбак: из моря греха вылавливает погибающие души и должен вести их ко спасению. Так что мне, попу, на роду написано сидеть у Божией реки и следить за поплавком.

Отец Василий показал, что духовный мир реален. И главное – что вера и любовь живы в нашем безлюбом, катящемся в пропасть мире. И только эта вера удерживает нас от окончательной гибели.

Я был у отца Василия пять раз. Дважды гостил у него по месяцу. Один раз привозил к нему двух священников из Омской епархии – с ними я познакомился во время съемок фильма о Сибири. В последний раз навестил его с одной знакомой. Она хотела привезти к нему больного сына. Мы сидели в его каморке. Нам подавала чай молоденькая девушка с очень приятным кротким лицом.

Когда она вышла, батюшка спросил меня:

– Не узнал?

– Кого?

– Любушку.

– Какую Любушку?

– Ту самую, которая десять мужиков заваливала.

– Десять – не видел, а четверых точно валила, как малых деток. А где она? Что с ней?

– Да вот же она.

В комнату снова вошла миловидная барышня. Она улыбнулась:

– Не помните меня? А я вас помню. И за Петю вашего молюсь.

– Ну, конечно, помню, – сказал я не раздумывая.

Но поверить в то, что это та самая Любушка, с лицом топориком и глазами, сведенными к переносице, никак не мог. У этой девушки и лицо было как лицо: худенькое, но не остренькое. И глаза на месте. Даже довольно широко расставлены.

– Вот, – сказал торжествующе отец Василий. – Пожила со мной годик, помолилась – и гляди: враг оставил. Причащается спокойно. Никаких приступов. Красавица! Я ей и женихов подыскал. Не хочет. Говорит: Христова невеста.

Оленька тоже выздоровела. Подвизается в одном из монастырей. Марковна вскоре умерла. Перед смертью позвонила мне, сказала, что просит прощения и скоро «уйдет домой». Я жалею, что почти с ней не общался. Иногда встречал ее в питерских храмах на престольных праздниках. Время от времени вижу батюшкиных пасомых. Ведут они себя в храмах тихо.

Когда Эстония отделилась от России, несколько раз собирался навестить батюшку. Да так и не собрался. Один раз с Гдовской стороны Чудского озера долго смотрел на крест восстановленного отцом Василием Ильинского храма. Хотел подъехать поближе к берегу, но не пустили пограничники: запретная зона. Граница. Грустно.

Александр Богатырев

30 марта 2012 года

------------------
http://palomniki.su/piligrimages/2012/09/38703.htm

Протоиерей Геннадий Беловолов

Как отец Василий Борин основывал монастырь на приходе

Продолжение. Предыдущая часть здесь.

После Литургии ездили всей группой на автобусе в Васк-Нарву, где расположен Свято-Ильинский скит Пюхтицкого монастыря.

Был там последний раз лет десять назад. Тогда это был приходской храм, известный больше по имени своего настоятеля протоиерея Василия Борина. Сейчас, когда мы приехали сюда, я не узнал это место. Все преобразилось. Величественный Ильинский собор был полностью восстановлен. Вокруг него живописно расположены кельи. Появился еще один новый храм Спаса Всемилостивого и все это ограждено настоящей монастырской стеной с башенками по углам, охватывающей большую территорию. Так что в певрый момент даже возникла мысль, точно ли это - Васк-Нарва.

Нас здесь встретил старшая сестра скита монахиня Прокопия, которая провела для нас экскурсию. Матушка Прокопия из Петербурга, поэтому естественно к петербуржцам неравнодушна. Рассказывала очень сердечно и тепло. Ее рассказ об истории обители свидетельствовал об удивительном Промысле Божием об этом месте.

Деревянный храм Ильи пророка на берегу реки Наровы у места ее истока из Чудского озера в селении Сыренец, как тогда называли Васк-Нарву, был построен еще в древности. Нынешний каменный был воздвигнут в 1818 году - не за горами его 200-летие. Столь величественный храм был построен местными купцами для хранения в нем явленной иконы Успения Божией Матери, которая была обретена на Пюхтицкой горе и раз в году приносилась из Сыренца в Пюхтицу крестным ходом.Когда в 1891 году был основан Пюхтицкий монастырь, икона была окончательно перенесена в Пюхтицкую обитель.

В годы Отечественной войны на колокольне храма засел немецкий снайпер. Наша авиация, чтобы его уничтожить, сбросила на храм бомбу. От храма остались руины, которые, казалось, никогда не будут восстановлены. Но Господь не оставил это святое место и явил здесь Своего труженика. Где-то в 1950-е гг. с будущим патриархом Алексием, тогда благочинным этого края, встретился отец Василий Борин и рассказал о своем чудесном знамении. Однажды он ясно услышал слова: «Иди в Сыренец и восстанови храм Божий». Отец Василий искал такое место на карте России, но не нашел. Будущий Патриарх Алексий сказал, что такое место есть, только называется оно сейчас Васк-Нарва, и направил его туда служить.

Отец Василий поселился здесь и отдал всю свою жизнь на восстановление этого храма. Его духовный отец старец Симеон Псково-Печерский благословил его на совершение чина отчитки от бесов. В Васк-Нарву потянулись богомольцы со всей России. Он был деятельным рабом Божиим. Не терпел праздности, считая ее главным грехом современных христиан. Храм восстанавливался руками самих же паломников-богомольцев. Власти всячески противились этому. Часто приезжали с проверками: откуда стройматериалы, почему посторонние люди... Отцу Василию приходилось юродствовать. Матушка Прокопия рассказала такую историю.

«Приехала очередная комиссия - выявить незаконные стройматериалы. Батюшка хранил их от глаз подальше в особом домике. Снаружи - большой замок. Комиссия спросила: «Что это тут у Вас?» Отец Василий стал серьезно рассуждать: «Народа приезжает много. В основном пожилые. Народ теперь слабый стал. Мрут. Я их тут и складываю. Что мне - каждого отпевать что ли? Потом всех вместе отпеваю. А бывает, что приезжие - так пока родственники заберут. Так что это у меня - покойницкая. Так что, открывать? Хотите посмотреть?» Комиссия испугалась: «Не надо, не надо». Идут дальше. Стоит еще один домик - гостиница для паломников. Зашли в него. «А это что?» «А это у меня - прачечная» «А почему кровати?» «Так народ-то теперь совсем слабый стал. Постирают-постирают - устанут, прилягут отдохнут». Так и ушла ни с чем комиссия. Так батюшка юродством побеждал сильных мира сего».
Он преставился в 1994 году и был похоронен слева от алтаря Ильинского храма. Мы послужили литию на его могилке. Многие паломники приобрели его фотографии. Последние годы перед кончиной отец Василий часто говорил игумении Варваре: «Матушка, я тебе тут второй монастырь готовлю». Она отмахивалась: «Куда мне второй - мне одного хватает». Матушка Прокопия рассказывала, что когда о.Василий начинал опять говорить про монастырь в Васк-Нарве, матушка даже трубку в сторону отставляла: «Опять он про свой монастырь!».

После смерти о.Василия в храме служил о.Сергий Иванников, а когда его направили на служение в Прагу, то приход осиротел. Тогда-то матушка Варвара и вспомнила слова о.Василия, и в 2002 году учредила здесь скит Пюхтицкого монастыря. За восемь лет трудами сестер приход действительно стал настоящей обителью. Сейчас в нем живет 8 насельниц. Большое хозяйство, огород, скотный двор. Монахиня Иоанна напоследок угостила нас монастырским квасом. В монастырях не только встречают хлебом-солью, но и провожают ими.

Храм, который хранил икону Успения Божией Матери в XIX веке, сам был сохранен той иконой уже в XXI веке.

-------------------------

http://www.moles.ee/03/Oct/28/24-1.php

"Молодежь Эстонии" | 28.10.03 | Обратно

На рубеже двух миров

Евгений АШИХМИН

Расположенному на эстонско-российской границе принаровскому селу Васкнарва более шестисот лет. Здесь не только географическая граница. Здесь рубеж двух миров – православного и западнохристианского.

Русские в этом рыбацком селе у истоков реки Нарвы, начинающей свой путь из Чудского озера, живут уже несколько веков. В бывшем Сыренце свои обычаи, своя культура, свой неповторимый уклад жизни. Свои святыни. Здесь 130 лет назад, 18 декабря (по старому стилю) 1873 года, по благословению епископа Рижского и Митавского Вениамина (Карелина) была освящена каменная церковь во имя Илии Пророка. А еще раньше в Сыренце была построена деревянная церковь святого Илии Пророка, позже перевезенная в Пюхтицу. В 1944 году в ходе боевых действий каменный храм был разрушен. Но пришло время возрождать церковь из руин. 25 лет назад, 15 октября 1978 года митрополит Таллиннский и Эстонский Алексий – ныне патриарх Московский и всея Руси Алексий II – освятил престол главного придела восстановленного Ильинского храма. Восстановлением церкви занимался священник Василий Борин – пастырь удивительной судьбы и духовной силы. К нему на излечение, а целебной силой старца была молитва, приезжали паломники из многих городов бывшего Союза и даже из-за рубежа. Одновременно в обители отца Василия порой находилось несколько сот человек, обращавшихся к нему за помощью. В прошлом году в Васкнарве было открыто подворье Пюхтицкого Свято-Успенского женского монастыря.

У Ильинского храма и Пюхтицкой обители давние связи. Именно к этому храму была приписана расположенная на Богородицкой горе деревня Пюхтица – недалеко от этой деревни в XVI веке эстонскими крестьянами была обретена чудотворная икона Пресвятой Богородицы, а ныне здесь расположен ставропигиальный – находящийся под управлением Святейшего Патриарха Алексия – Пюхтицкий Свято-Успенский женский монастырь. Предки нынешних жителей Принаровья ежегодно крестным ходом направлялись с чудотворным образом из Сыренца до Пюхтиц и затем возвращались обратно. Святая икона Успения Божией Матери находилась в Ильинском храме до учреждения в Пюхтице в 1891 году монастыря.

Послушница Тамара бережно выносит из кельи фотопортрет отца Василия – паломники с почтением вглядываются в него в надежде, что пастырь и их благословит на добрые дела. 2 х фото автора

Послушаем рассказ монахини матери Исидоры, которая несет послушание на подворье в Васкнарве. Всего здесь, в маленькой обители на берегу Нарвы, десять сестер – инокини и послушницы. Обитель – комплекс зданий. Где-то ведется ремонт, как, например, в самой Ильинской церкви, где-то идет новое строительство. Возводится по евростандарту котельная, которая станет отапливать — взамен печей — храм, кельи и другие помещения. Стройка идет, рук не хватает, но игуменья Пюхтицкой обители матушка Варвара присылает сестер в помощь. Да и сама матушка Варвара постоянно здесь бывает, следит за ходом строительства. По словам матушки Исидоры, Святейший Патриарх Алексий, к которому сестры Васкнарвской обители ездили в Пюхтицу под благословение во время его недавнего визита в Эстонию, собирается на будущий год, если Бог даст, посетить подворье. «Святейший – он у нас как отец родной».

С теплотой матушка Исидора рассказывает и об отце Василии. Это был мудрый священник, его проповеди люди слушали, затаив дыхание. Он был деятельный хозяйственник – сколько трудов пришлось ему приложить, чтобы доставать строительный материал, колокола для восстанавливаемой святыни. Это был заботливый пастырь – в его обители паломники всегда находили приют, всегда были накормлены. Финские журналисты рассказали в фильме о настоятеле Ильинского храма. Об отце Василии рассказано также в изданной заботами московского священника Артемия Владимирова книге воспоминаний. К нему приезжало много известных людей – ученые, творческие деятели. Например, художник Александр Шилов. Пастырь из Васкнарвы стяжал всенародную любовь – слова одного из российских профессоров. А как-то в очередной раз посетивший Васкнарву митрополит Таллиннский и Эстонский Алексий сказал, что в этом храме как будто бы служат пять архиереев – такая сильная благодать у батюшки Василия была. А сам батюшка себя смирял, он был простой и говорил: я поп, пастырь овец православных. Он очень чтил блаженных матушек Екатерину и Елену, говорил сестрам монастыря: это ваши местные святые, чтите их.

Не только простые люди, но и ученые поражались духовной силе русского священника, его дару врачевать. Исцеленные приходили к вере и впоследствии старались вновь посетить старца в Васкнарве и чем-нибудь помочь в возрождении васкнарвской святыни. А исцелял священник больных, одержимых путем отчитки. Так, отчиткой, в народе называют церковное чинопоследование об изгнании злых духов.

Покоится батюшка рядом с алтарем Ильинского храма. Духовные чада священника поставили на могилке своего батюшки крест с надписью:

Митрофорный протоиерей Василий Борин

15.02.1917 – 27.12.1994

Одна из церковных наград родившегося в Печорском крае отца Василия – головной убор митра. Всемирно известный художник Шилов сказал об этом священнике: в нем застыл XVI век. А матушка Исидора поясняет, что отец Василий никого не отвергал, всех принимал с любовью и всем старался помочь.

------------------

http://www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?4_6921

Крылов Алексий Сергеевич

Сан: протоиерей

Церковная принадлежность

Русская Православная Церковь

Биография

Протоиерей Алексий Сергеевич Крылов родился 2 марта 1958 г. в пос. Локса Харьюского района Эстонии в семье служащих.
В 1975 году по ступил и в 1981 г. окончил физический факультет С.-Петербургского университета. До 1985 г. работал инженером в НИИ физики при Университете.
В 1979 г. крестился. В 1985 г. устроился работать сторожем в церкви св. Екатерины (пос. Динамо).
В 1985-1986 гг. трудился в церкви вмц. Екатерины в Павловске.
В 1986 г. с рекомендацией прот. Василия Борина (с. Васкнарва) поступил в СПбДС, окончил СпбДА в 1992 г.
8 ноября 1987 г. в Димитриевской Коломяжской церкви рукоположен митрополитом Алексием Санкт-Петербургским и Новгородским во диакона.
9 апреля 1988 г. в Великую Субботу им же в Свято-Троицком соборе Александро-Невской лавры рукоположен во пресвитера.
С июля 1988 г. по сентябрь 1990 г. командируется служить диаконом, затем - священником Спасо-Преображенского собора С.-Петербурга, в сентябре-декабре 1990 г. командирован служить в Спасо-Преображенском соборе г. Выборга.
С 12 (17?) декабря 1990 г. настоятель церкви св. Иоанна Предтечи (Чесменской).
В Великий Четверг (в апреле) 1998 г. возведен в сан протоиерея.
С 21 марта 2000 г. назначен по совместительству настоятелем церкви свт. Николая Чудотворца на станции Предпортовая.
Член Правления Санкт-Петербургского отделения Российского Библейского общества с 1993 г. Председатель Правления БОО "Детский Кризисный Центр".
Женат. Имеет двух дочерей.

Литература:
Санкт-Петербургские епархиальные ведомости. 2000.
(http://www.biblia.ru/about/direction/).

------------------
http://azbyka.ru/dictionary/03/grad_petrov_stepanov-all.shtml

О вере и неверии

«Я уверен, что резкой границы между верующим и неверующим человеком не существует. Всякий человек верит, но всегда с разной степенью напряженности этой веры...»

Прот.Александр Степанов о вере и неверии в программе «Экклесия».

А.Крупинин: Сегодня, уважаемые радиослушатели, программа «Экклесия» выходит в необычном формате. Обычно в ней принимает участие отец Александр Степанов, главный редактор нашей радиостанции, в качестве ведущего. Сегодня он тоже принимает участие в нашей передаче, но не в качестве ведущего, а в качестве, так скажем, вопрошаемого. А вести эту передачу буду я, Александр Крупинин. Мы решили в этой передаче поставить вопрос о вере и о неверии. Что такое вера, что такое неверие, где граница между верой и неверием, как люди приходят к вере. Вот такой круг вопросов я хотел задать сегодня отцу Александру и поэтому попросил его принять участие в этой передаче именно в качестве вопрошаемого.

Апостол Фома поверил в Воскресение Господа в тот момент, когда увидел Его. И Господь Иисус Христос сказал: «Ты поверил, потому что увидел. Блаженны невидевшие и поверившие». Но это вроде как получается, что мы, нынешние христиане, те, кто верит в Воскресение Господа Иисуса Христа, блаженны. Я хотел спросить у Вас, отец Александр, что такое вера?

Прот.А.Степанов: Я бы начал с того, как часто понимают веру, и, наверное, это не совсем верно. Веру в Бога вообще, в существование Бога, многие люди рассматривают как веру в какой-то принцип, достаточно отвлеченный. Т.е, что мир произошел, например, не в результате эволюции, саморазвития, а в результате того, что был Творец, Который этот мир сотворил. И вот вопрос веры. Доказать невозможно ни одно, ни другое утверждение. Можно приводить доводы в пользу одного или другого, но доказать невозможно. И вот многие современные люди, я думаю, понимают веру именно так, что, в конце концов, вот там, где мы не можем ничего своим разумом рациональным решить, там начинается вопрос веры. Что мы просто тогда считаем — вот так или вот так. И значит, вера в Бога — это вера в такой отвлеченный принцип, например, того, как возникло бытие этого мира. Я думаю, что религиозная вера это, конечно, нечто совсем другое. Оно ближе к понятию доверия. Вот как известный греческий богослов, философ Христос Яннарас пишет, что вера больше сходна с отношениями, ну, скажем, если хотите, в бизнесе. В том смысле, что, допустим, какой-то человек известен в деловом мире как человек, который всегда отдает долги. Ему дали в долг, кредит, он всегда его возвращает. Например, если Рокфеллер взял деньги в долг, у него не потребуют расписку. Его деловая репутация такова, что она не требует этих действий формальных, удостоверяющих. Надо сказать, что вообще капитализм развился именно из этого. Из того, что люди имели определенное доверие. Вся система кредита возникла от того, что существовала определенная среда в Европе. Так вот действительно, если мы о каком-то человеке знаем нечто, твердо знаем, причем знаем именно из опыта, опыта общения, своего личного или опыта общения других людей, о каких-то его хороших качествах, то мы имеем доверие к этому человеку. И потому соответствующим образом поступаем в отношениях с ним.

Другой пример доверительных отношений — это отношения в семье, скажем, между родителями и детьми. Ребенок доверяет своим родителям, в принципе доверяет. Почему? Потому что его жизненный опыт, очень маленький, может быть, нескольких лет, говорит о том, что родители его кормят, его греют, его любят, его жалеют и т.д. Соответственно, он верит не в какой-то принцип, он верит конкретной личности. И эта вера подкреплена жизненным опытом. Религиозная вера, как на мой взгляд, абсолютно верно и точно пишет Христос Яннарас, сродни этому, т.е. доверию, доверительным отношениям. И действительно, почему апостол Иаков говорит, что вера без дел мертва? Потому что вера подтверждается делами. А дальше он говорит: «Какие дела?» Это не дела какие-то, декларативно свидетельствующие кому-то о нашей вере. Он говорит: вот Авраам принес в жертву сына своего Исаака. Это проявление его доверия Богу, которое уже было подкреплено предыдущим опытом. Авраам оставил свою землю, пошел в землю, обетованную Богом ему, и дошел до этой земли , и нашел в ней то, что Бог ему обещал. Затем он не мог поверить, что у него могут быть дети, и Господь даровал по обету ему сына Исаака. Авраам шел за Богом. Он шел, он не пассивно сидел, а он именно делал вот этот шаг навстречу, выступал навстречу. Вот в этом смысле вера без дел мертва. Если мы не делаем этого шага навстречу Богу, который сродни, может быть шагу, которым человек отрывается от твердой почвы и падает просто в пропасть, должен был бы упасть в пропасть. Это не шаг, искушающий Бога, проверяющий Его, так сказать, а вот такая решимость шагнуть в некую пустоту, в ту область, которая не определяется нами, не подвластна нам. И вот туда мы как раз делаем этот шаг. Вот такие шаги укрепляют веру, они дают возможность нам уже на основе результатов этих шагов делать следующие шаги несколько более уверенно.

А.Крупинин: Мне кажется, что вера в бизнесе основывается тоже на предыдущем опыте, но это все-таки рациональная вера: я знаю этого человека, но у меня нет любви, я не обязательно должен любить этого своего бизнес-партнера. А вот пример с семьей, он более характерен.

Прот.А.Степанов: Конечно, да.

А.Крупинин: Потому что кроме доверия чисто, так сказать, рационального здесь еще должна быть любовь.

Прот.А.Степанов: Да, и некоторое такое поэтапное приближение я хотел этими примерами выстроить, некоторую такую иерархию приближения. Именно в этом смысле Авраам называется «отцом веры» или, как Серен Кьеркегор называет его, «рыцарем веры».

А.Крупинин: Господь говорит: «Кто будет веровать и креститься — спасен будет, а кто не будет веровать — осужден будет». Получается, что от самого человека зависит в какой-то степени, будет он веровать или не будет...

Прот.А.Степанов: Конечно, конечно. И вот здесь, в этих евангельских словах, речь идет именно об этом дерзновении, которое человек обязан проявить, обязан явить. Без дерзновения невозможна вообще духовная жизнь.

А.Крупинин: Ну вот, если человек, допустим, неверующий, он не верует. Он же должен, так сказать, для того, чтобы начать проявлять свое дерзновение к вере, иметь какой-то импульс для этого...

Прот.А.Степанов: Я думаю, Господь дает эти импульсы нам в нашей жизни. Есть моменты, когда мы всерьез задумываемся над тем, как мы живем, куда мы идем. Иногда это может быть связано с тем, что нам надо кому-то что-то объяснить. То, что мы как бы для себя решали и действовали просто по обычаю, по воспитанию, не отдавая себе отчета, а почему, собственно, мы так делаем. Но в какой-то момент вдруг возникает необходимость объяснить наши действия, наши жизненные принципы кому-то другому. Но прежде всего мы это, рано или поздно, должны объяснить самим себе. И вот здесь ситуация какого-то внутреннего кризиса. Когда человек переживает ощущение или бессмысленности бытия, или какой-то безысходности, тоски в связи с мыслями о смерти, например. Наверное, у каждого человека это очень по-разному. Это может быть кризис отношений с окружающими людьми. Это кризис в семье. Для молодого человека это могут быть отношения с противоположным полом, какие-то удачные или неудачные. И вот здесь, вот на этих изломах, так сказать, нашей судьбы, встает вопрос. И перед нами стоит вот именно такая альтернатива — признать или не признать существование этого высшего начала. Т.е. человек свободно может это принять и начать жить так, как если бы это было так. И делая вот этот самый шаг, о котором я говорил, в некоторую пустоту, мы не знаем, собственно говоря, а есть Он там или нет. Но вот, делая такой шаг, первый шаг, мы вдруг с удивлением обнаруживаем, что да, нечто есть, есть какой-то ответ нам. Для человека неверующего нужно иметь решимость сделать этот шаг. Если ничто вообще не подвигает к тому, чтобы эти шаги делать, ну, значит, не пришло время. Но я бы сказал так, что всякий человек должен быть внимателен к своей жизни. Можно научиться проходить мимо, хотя когда начинаются переживания всерьез, наверное, не пройдешь совсем уж мимо.

А.Крупинин: Тут есть такие разные возможности. Одно дело, когда человек живет в традиционном обществе, все вокруг верующие люди, совместно совершают некие религиозные обряды, и поверить в Бога гораздо легче. Чем, допустим, поколению людей, которые жили при коммунистах, при советской власти. Вот, к примеру, поколение наших родителей, которые родились, скажем, в начале 1920-х годов. Я вспоминаю мою маму, для которой вообще понятие о том, что существует Бог, было просто невозможно. Она не готова была, потому что с детства каждый ей говорил, что Бог — это просто пережиток тех времен, когда не было науки. А вот посмотрите, сейчас самолеты и космонавты летают, и Бога в небе не находят. И это было так укоренено в сознании этого поколения, целого поколения людей. В наше время уже было легче в этом плане, потому что все-таки была информация какая-то. А вот в 1920-30-е годы ведь ничего этого не было...

Прот.А.Степанов: Ну в 1920-е годы еще жили, конечно, инерцией, еще вокруг было все-таки очень много традиционных людей, и церкви еще не все были закрыты. Но я-то, собственно, говорю, конечно, о ситуации, когда внешне ничто специально не благоприятствует тому, чтобы человек уверовал. Действительно, может быть, если человек живет в традиционном обществе, перед ним как бы не встает эта проблема. Т.е. в детстве ему уже было внушено, что Бог есть...

А.Крупинин: Там уже скорее требуется от него подвиг, чтобы сделать вывод, что нету Бога...

Прот.А.Степанов: Скорее да. Может быть, эта вера не оказывается такой глубокой, потому что она просто связана с традицией, с семейным воспитанием, с окружением, а не связана с личным выбором человека.

А.Крупинин: Всегда интересно понять выбор человека, который живет в атеистическом обществе. Каким образом он приходит к вере; как он, воспитанный в пионерской организации, всем прочим окружающим, газетами, телевидением, как он все-таки приходит к вере? Ведь огромное количество людей сейчас ходят в храмы, и это все люди, вышедшие из советских времен, которым тоже внушалось все это, пусть не в такой жесткой форме, как в 1930-е годы, но тем не менее. Поэтому я хотел у Вас спросить, может быть, Вы расскажете несколько слов о своем обращении, о своей истории духовной?

Прот.А.Степанов: Я думаю, что моя история довольно типична, я думаю, что здесь нет чего-то особенного. Я был крещен в раннем детстве, в младенчестве...

А.Крупинин: А родители были у Вас верующие?

Прот.А.Степанов: Нет, родители не были уже верующими и уж никак не были церковными людьми. Они принадлежали скорее вот к тому поколению, о котором Вы говорите, поколению 1930-х годов. А вот родители моих родителей, т.е. родители отца прежде всего, они были людьми еще дореволюционной, так сказать, закалки; учились в гимназии, в реальном училище; дедушка в артиллерийском училище, ну и так далее. Т.е. для них как раз вера была естественной формой внутренней духовной жизни. Сохранились какие-то письма дедушки моей бабушке, когда им было по 15-16 лет, когда он поступал в военное училище. И вот все время слова там такие: «Храни тебя Господь, я буду молиться о том, чтобы ты поправилась». Это было совершенно естественно для них. И если мой дед не сохранил церковность, так как он не ходил в храм, но все же в церкви бывал, если там отпевали кого-то или какие-то случаи, с семьей связанные. И, разумеется, у него было, так сказать, позитивное отношение к Церкви всю жизнь. А женщины, как это часто бывает, бабушка, ее сестры многочисленные, они все, конечно, ходили в храм. Никольский собор был рядом, мы жили на Сенной.

А.Крупинин: То, что Вы уже сами помните, да?

Прот.А.Степанов: Да, это я помню. Конец 1950-х я уже более или менее помню, 1960-е годы. Часто ездили на кладбище, была очень большая семья, хоронили, поминали. Разные кладбища, на кладбищах и были как раз, в основном, действующие храмы, кроме всего лишь нескольких в городе крупных соборов. Так что в детстве я в храмах бывал, и такое изначально положительное, какое-то позитивное отношение к храму было. Вот я знаю, что для каких-то людей это была проблема, например, войти в храм в юношеском возрасте, в молодом возрасте. Ощущение чего-то чужого, чем-то пахнет, ладаном, свечками, что-то такое чужое. Какое-то внутреннее отторжение. Я это знаю, это было среди людей, моих друзей верующих. Для меня это никогда не было проблемой, потому что с детства эта прививка была. И я думаю, что это играет огромную, огромную роль в дальнейшей духовной жизни. Это, конечно, была даже не вера, потому что какая там такая вера в детстве? Еще ничего и не знал просто, поэтому какая вера? Просто мне об этом не рассказывали, бабушка не рассказывала. Но само пребывание в храме, какие-то маленькие фрагменты в памяти — богослужения, службы, почему-то именно летом, вспоминаются мне. Может быть, это Троица, Родительская суббота, когда уже деревья распустились, листья зеленые. И вот какая-то колышущаяся ветка зеленая, березы или чего-то в окне храма, изнутри когда смотришь, и какое-то песнопение гласовое... И вот стоит такой образ очень яркий, как в детстве, знаете, вообще бывает. То, что мы вспоминаем из раннего детства, оно очень яркое всегда. Как-то когда об этом вспоминаешь, на душе светлее делается. И это помогает даже и служить сейчас. Я представляю, какое подспорье огромное в духовной жизни будет для тех детей, которые сейчас вот в детстве приходят в храмы и все же достаточно часто причащаются, исповедуются, ходят в воскресную школу. Пускай они уйдут дальше из храма на 10, на 15-20 лет. Но это никогда не уйдет совсем, потому что они выросли при храме. А кто совсем и, можно сказать, родился в храме, и тут же крестился, или мама его носила во чреве своем в храм и причащалась. Конечно, это совершенно другое поколение будет людей.

Но тем не менее в моей жизни это все ограничилось, где-то, наверное, дошкольным возрастом. Со школьного возраста уже, в основном, я в храме не бывал. Ну, когда ездили на кладбище, может быть, заходили. Но тут уже стало проявляться то атеистическое воспитание, которое давалось в школе, которое, в общем и целом, поддерживалось и родителями. И у меня, конечно, интерес к христианской Церкви пропал на достаточно долгое время. А потом вернулся как интерес сначала просто культурный. Прежде всего Евангелие. У нас дома была огромная Библия с иллюстрациями Доре, известная во многих семьях. И эти иллюстрации я, конечно, смотрел. Но уже когда я был не ранее, чем в 8-9-м классе, я эту Библию открыл, потому что мне как-то запало, что надо познакомиться с этим текстом.

А.Крупинин: Это на русском языке было?

Прот.А.Степанов: Да, по-русски, конечно, ну, с «ятями», со старой орфографией, разумеется, но по-русски. Синодальный перевод. Я тогда начал что-то читать оттуда, отсюда, из разных мест. Конечно, я был не в том возрасте и не такой был серьезный ребенок, как были, наверное, другие мои сверстники. Я не могу сказать, что я прочитал Евангелие, но я, во всяком случае, его полистал. И с тех пор уже возвращался немножко к этому чтению. И вот так продолжалось довольно долго, так юношеские годы я прошел. Каким-то для меня поворотным моментом была довольно ранняя смерть моего отца, который умер, когда ему было 52 года, а мне было 23-24 года в этот момент.

А.Крупинин: Вы уже закончили к этому моменту университет?

Прот.А.Степанов: Я закончил уже университет, да, уже учился в аспирантуре и уже, наверное, даже большую часть аспирантуры прошел. Конечно, отец очень интересовался, я помню, моими научными занятиями. И вот после его смерти в очень скором времени я в первый раз исповедовался и причастился. В 1982-м году это произошло, наверное, через полгода после смерти отца. Хотя я никакой прямой связи не наблюдаю. Мы не отпевали даже отца, когда он умер...

А.Крупинин: Мысли о смысле человеческой жизни, наверное...

Прот.А.Степанов: Да, какие-то мысли об этом были. И я помню такую мысль, что, поскольку с отцом мы были очень тесно связаны, у меня было ощущение, что ему будет очень хорошо, когда я пойду в храм. Вот это я очень ясно чувствовал. Вот, наверное, это был самый сильный мотив... Даже не о жизни и смерти мысли, а именно оттого, что мне хотелось что-то для него сделать. Даже не то, что там поставить свечку или заказать панихиду, я еще, может быть, в тот момент даже не очень точно знал, что делать в какой момент, но просто сам факт того, что я вот прихожу в храм и я там буду, вот это мне как-то очень грело душу именно в смысле того, что это чем-то хорошо для отца.

А одновременно с этим Господь устраивает действительно как-то такую сложную сеть событий, обстоятельств жизненных, которые складываются в одно время и все вместе куда-то нас ведут. Вот в этот же момент были какие-то еще у меня другого рода переживания; мне надо было как раз что-то такое объяснять, и я не мог никак объяснить, почему я живу так, скажем, а не иначе, почему я поступаю так, а не иначе. И вот меня в какой-то момент пронзила мысль: так надо жить, потому что есть Бог. А другого нет объяснения, основания нет тому, почему надо как-то нравственно жить.

А.Крупинин: Известная тема Карамазова: если Бога нет, то все позволено.

Прот.А.Степанов: Да, совершенно верно. Но даже она совершенно не из Достоевского была, не из литературы. Она как бы пронзила своей очевидностью и тем, что другого никакого объяснения быть не может. Одновременно же с этим круг моих друзей того времени тоже, видимо, проходил какой-то подобный путь.

А.Крупинин: Это начало 1970-х годов?

Прот.А.Степанов: Нет, это уже начало 1980-х годов. Мои друзья тогда ездили почему-то в Эстонию, в Пюхтицкий монастырь. И недалеко там было место Васк-Нарва. Это такое селение, деревня при впадении Нарвы в Чудское озеро. И там был храм, восстанавливавшийся, что было очень редко в то время, т.е. передали Церкви руинированный храм и назначили батюшку, отца Василия Горина, который его восстанавливал. Это уже был пожилой священник, по крайней мере, мне уже казалось, что совсем старец. Ему было лет 65. Он был весь такой седой, маленький старичок, очень живой. Как выяснилось, он очень славился тем, что отчитывал людей одержимых. И к нему приезжали со всех концов России, из Сибири какие-то люди, очень странная публика. И вот меня мои друзья, съездив туда сами и впечатления получив огромные, повезли туда. Мы поехали. И там я первый раз, как-то, не то, чтобы легко, но сделал этот шаг — исповедовался, причастился. Конечно, я думаю, любой человек первую исповедь сознательную и причастие помнит всю жизнь. Я очень хорошо помню все свои переживания. Все это было весной примерно в такое время, как сейчас. Не помню, перед Пасхой или, наверное, после Пасхи. И с этого момента, можно сказать, формально или неформально, началась моя церковная жизнь. Но она была вся сконцентрирована вот на этом приходе, довольно далеком. У нас, хотя не так долго, была машина. Отец умер, у нас остался автомобиль, он мне достался. И вот вся компания ездила на этой машине со мной...

А.Крупинин: Компания не очень большая?

Прот.А.Степанов: Да, это было 3-4 человека. Кого-то мы ездили туда крестить. И заезжали в Пюхтицкий монастырь, в котором я бывал еще с родителями в детстве, заезжал. Ну, заезжали просто как туристы, так сказать, посмотреть. Это тоже, в общем, меня впечатляло, но как-то немножко было страшно, какая-то уж очень такая непонятная жизнь. Еще для школьника 8-9-го класса все это казалось очень таким необычным, странным, хотя интересным. А здесь мы уже стали приезжать как свои. Конечно, я помню это ощущение, что я теперь не турист, я не зритель, а я вот один из тех, кто здесь как бы дома, кто свой. И опять-таки это было как-то очень радостно осознавать. Ну вот такая жизнь, она, в общем, уже церковная, но еще достаточно, так скажем, нерегулярная.

А.Крупинин: А в Петербурге Вы не посещали храмы?

Прот.А.Степанов: В Петербурге нет. То есть заходили уже, конечно, в Никольский собор, конечно, самый такой любимый храм, я думаю, почти у всех петербуржцев был. Он уютный, особенно для неофитов, которые приходят в храм и хотят побыть как бы в некотором уединении. Никольский собор так структурирован архитектурно, что там много столбов, и все пространство храма как бы зонировано. Ты всегда можешь найти такой очень тихий, укромный уголок себе, где-то там встать — тебя никто не видит, и ты сам видишь минимально. Это казалось тогда самым приятным. Еще далеко было сознание того, что Церковь это общинная жизнь и так далее. Этого, конечно, совсем не было, да и это реализовать тогда было очень трудно. Но вот, как выяснилось через несколько лет, все это вполне реализуемо. Я как раз на определенном этапе, где-то в году 1986-м, думаю, почувствовал потребность в более широком общении, именно в церковном общении. Уже вот та компания моих знакомых, с которыми мы вместе ездили в Эстонию тогда, постепенно как-то разошлась, т.е. от Церкви, в общем, отошли. А я, скорее, все-таки остался более верным.

А.Крупинин: А светская Ваша карьера, Ваша жизнь, она продолжалась спокойно?

Прот.А.Степанов: Она продолжалась спокойно. Защитил диссертацию по своей физике, потом преподавал на кафедре физики в строительном институте.

А.Крупинин: Ну в те времена уже как-то особо никто не интересовался духовной жизнью сотрудников...

Прот.А.Степанов: Да. Я не помню, чтобы я когда-то думал, о том, что это опасно. В физтехе я даже рассказывал о том, что я ездил в Эстонию, в Васк-Нарву. Просто своим сослуживцам в группе. Все это были интеллигентные, очень симпатичные люди, конечно. Даже мысли не было, что они пойдут куда-то там на меня «капать». Разумеется, нет, никто никуда ничего не донес, и я ровным счетом никаких неудобств не претерпел.

Тоже интересно, что толчком к поиску общения для меня послужило знакомство с баптистами, причем не в Ленинграде тогда, а в Киеве. Я еду в командировку, а поскольку у меня уже был какой-то круг церковных знакомых, у них, соответственно, в Киеве были знакомые баптисты. Надо сказать, что тогда, в 1980-е, по крайней мере, годы с баптистами мы довольно тесно общались. потому что, во-первых, у них были Евангелия, которые достать было чрезвычайно трудно. А у них было, да еще и бесплатно можно было достать такие на тоненькой бумаге книжечки в мягких переплетах зелененьких, как правило, или красненьких. Это была в определенном периоде моей жизни моя мечта — карманное Евангелие. Потому что у меня была вот эта гигантская Библия, которая весит килограмм 8, наверное. Ее нигде, кроме как сидя дома и именно за столом, невозможно читать. А вот когда мы потом ездили, скажем, в Пюхтицу на Пасху, конечно, было замечательно взять с собой Евангелие. Мы, конечно, Страстную седмицу плохо понимали и знали; по-славянски Чтение двенадцати Страстных Евангелий для нас было абсолютно невнятно. Да и мы не очень точно в тот период, я думаю, вообще знали. что такая служба есть. И мы сами читали Евангелие. Вот, скажем, где-то мы приезжали в пятницу в монастырь, и просто сидя в этих больших подвалах общих, как бы гостинице, мы просто сами читали Евангелия. Как-то не очень понимая, что это и предусмотрено Церковью в эти дни. Но просто по своей собственной какой-то интуиции мы понимали, что именно вот это сейчас и есть самое подходящее чтение. Ну и так далее. Да просто ехать туда, иногда на автобусе ездили, и по дороге читать Евангелие — это казалось верхом счастья и блаженства. И вот как раз у баптистов мы могли получить вот эти книжки. А второе — у них были фильмы, чаще итальянские, я думаю, христианские фильмы. Пазолини, например, «Евангелие от Матфея». Ходили в Озерках в молельный дом в бывшем православном храме. Там баптисты показывали эти фильмы для своих. И мы приходили, всегда нас очень доброжелательно, благодушно встречали.

Так вот меня отправили в Киев в баптистскую семью, просто чтобы остановиться на 2 дня, пока я в командировке был по своей работе. И меня поразило вот что: жена в этой семье была раньше хиппи, которую мои знакомые давно знали, и вышла она замуж за баптиста, молодого человека такого традиционного, у которого и отец пастырь, и дед пастырь. Такие настоящие штундисты еще с дореволюционных времен. И она совершенно преобразилась. Она уже была матерью двоих или троих детей в этот момент. Они меня очень радушно приняли, и я был на их собрании в молитвенном доме. В общем, мне это все не понравилось. Вот тут я почувствовал чуждость этой атмосферы самого собрания, все эти доклады, лекции... Хотя что понравилось, так это сбор денег в пользу какой-то там общины в Якутии. Вот они купили там дом, надо что-то там обустраивать и так далее. В общем, все бросали деньги в шапку по кругу. И еще мне очень понравилась эта домашняя атмосфера, семейная. После собрания мы поехали к ним домой. Причем поехали и их родители, и прихожане, члены этой общины, человек, наверное, 20. Маленькая квартирка такая современная, малогабаритная была у них. И меня поразило в мои 25 лет, что люди самых разных поколений и возрастов вот так могут быть органично вместе. Всегда в нашем опыте присутствует какая-то натянутость. Ну, есть взрослые, родители, можно, конечно, быть вместе, но, так сказать, это довольно скучно. Совершенно иначе себя чувствуешь, когда находишься в среде своих сверстников, когда собрались одни, без родителей. Совсем другая ситуация, другой коленкор. А здесь люди самых разных возрастов. Тут и маленькие дети, и пожилые. И так дружно, так как-то естественно они все находятся вместе.

А.Крупинин: Семья.

Прот.А.Степанов: Да, семья, но семья в гораздо более широком смысле. Вот это мне понравилось. У меня возникло очень острое желание найти какую-то среду вот такую же, но православную. Потому что баптистская меня не устраивала, я уже чувствовал, что это не мое. И, вернувшись в Ленинград, я стал это искать. Уже я слышал, что есть какие-то группы, которые собираются на квартире, вместе читают Евангелие и так далее. И вот меня тогда довольно конспиративным образом повели на одну квартиру. Оказалась эта квартира теперешнего отца Льва Большакова, который в Карелии служит и часто тоже на нашем радио выступает. Вот с этого момента началась уже другая жизнь, гораздо, гораздо более осознанная. Уже там была литература в большом количестве. Мы там уже могли читать и Шмемана, и владыку Антония Сурожского, его проповеди. Все это, конечно, в самиздатах было, или в «Вестниках РСХД», потому что у них были тоже связи довольно твердо налаженные с эмиграцией, с заграницей. Из Франции приезжали многие.

А.Крупинин: Был ли какой-то духовник у этой общины?

Прот.А.Степанов: Да. Выяснилось, что община эта центрируется вокруг отца Василия Лесника, в Шуваловском храме. Для меня это было чрезвычайно радостное открытие, потому что у меня все похоронены на Шуваловском: отец похоронен там, родители отца, сестры бабушки. В общем, семейная усыпальница у нас на Шуваловском кладбище. И с детства я именно в этом-то храме больше всего бывал. И выяснилось, что здесь отец Василий служит, которого я тоже видел, потому что еще и до этого, заходя все-таки в храмы в городе, я в том храме тоже, естественно, бывал довольно часто. Зрительно я его знал, может быть, и даже имя знал, но, в общем, личного контакта не было. А здесь я уже познакомился с отцом Василием и лично, уже определенно, и избрал его своим духовником. Я у него исповедовался, собственно, до последних дней его жизни. Конечно, уже совершенно другая началась жизнь где-то года с 1986-87-го, с вхождения в эту общину. Там собиралась тоже очень разная публика. Это была в основном интеллигенция, сравнительно молодая. Но были люди и очень простые. Была семья шофера, он потом стал священником, уже, Царство Небесное, почил. Жена его была повариха, по-моему. Конечно, это были люди все-таки культурные, т.е им было интересно читать и так далее. Но все же это были люди очень разного круга, разного уровня. Именно христианская община способна преодолевать вот эти различия и делать пребывание людей, как разных возрастов и поколений, так и разных культурных пластов, совершенно органично вместе. Вот для меня это был, конечно, очень большой и важный опыт, который в дальнейшем я в своей уже пастырской деятельности пытался и пытаюсь всячески утверждать.

А.Крупинин: А чем занимались на этих встречах? Чтение Евангелия?

Прот.А.Степанов: Да, конечно, прежде всего это было главное. Собирались регулярно, каждую неделю, определенный был день. Ну, кто мог, приходил, кто не мог, не приходил. Но я помню, что я как-то сразу очень встроился в этот ритм и, думаю, что мало пропускал. Начиналось собрание в определенный момент. Все садились за стол. Собиралось обычно человек 15, до 20, я думаю, так, и читали Евангелие. Евангелие читали последовательно, т.е. брали там Евангелие от Матфея, например...

А.Крупинин: Вне зависимости от того, как в Церкви читают?

Прот.А.Степанов: Да. Читали по одной главе. Это имело, конечно, очень большой смысл, потому что многие из нас вот так целиком Евангелие еще и не прочли. А здесь мы прочитывали все Евангелие. Читалась глава, по-моему, читали даже как-то по кругу, по кусочку, по смысловому кусочку каждый читал. А после этого была такая штука, которую, наверное, позаимствовали у баптистов же. Зажигалась свечка и пускалась по кругу. И каждый мог, если хотел, держа эту свечку в руках, что-то сказать по прочитанному тексту. Либо что-то как бы истолковать для всех, как вот я понимаю.

А.Крупинин: Но это не обязательно?

Прот.А.Степанов: Это было не обязательно. Ты мог говорить, мог не говорить, мог просто передать свечку дальше. Можно было какую-то высказать молитву, как-то в связи с этим текстом тоже. Т.е. мне даже трудно определить жанр этих выступлений. Это не проповедь, наверное, нельзя назвать проповедью, нельзя назвать молитвой, нельзя назвать экзегезой какой-то. Это было вот что-то среднее между этими тремя. И я скажу, что вот эти годы такого общения, а это просто годами длилось, все четыре Евангелия прочитаем — и по новой, и так далее. Во-первых, конечно, евангельский текст я изучил очень, думаю, прилично. Во-вторых, я научился как-то лично воспринимать Евангелие; не только отвлеченная, а молитвенная сторона этого высказывания и размышления самого. Можно было ничего, я повторяю, не говорить, но просто мысль направлялась в какую-то сторону. Это тоже дало очень много. То, что Евангелие — это не какая-то история, неизвестно о ком и о чем когда-то написанная, но текст, который имеет отношение к моей жизни очень непосредственно. Иногда люди там вспоминали какие-то вот события за эту неделю своей жизни: вот у меня произошло то-то и то-то. Т.е. это был очень доверительный, конечно, разговор. Ну и с третьей стороны, конечно, это было очень, в каком-то смысле, хорошей подготовкой к проповеднической деятельности, уже священнической, пастырской. Отец Лев проповедует, я считаю, очень хорошо. Причем он никогда не готовится. У него такой дар, похожий на владыку Антония. Он нарочито никогда не готовится. Конечно, мы хорошо знаем эти тексты, любое место нам знакомо и как-то продумано и прочувствовано, пропущено через душу. Поэтому можно сказать. Но, другое дело, что рефлексия может быть развита лучше или хуже, и умение высказать и выразить. У него это очень хорошо, по-моему, получается. Я думаю, что эти наши встречи очень этому способствовали. Ну, и другую литературу мы читали тогда очень много. И там же началась уже и наша деятельность катехизическая.

А.Крупинин: Еще хотел задать Вам, отец Александр, в заключение нашей передачи такой вопрос. Вот вера и неверие. Редкие ведь люди, святые люди, у которых постоянная вот такая сильная вера, так сказать, как такой свет, который их согревает. Бывают ведь у людей какие-то сомнения? Вот бывает, вера усиливается, бывает — ослабевает. Где границы между верующим и неверующим человеком?

Прот.А.Степанов: Я уверен, что такой резкой границы вообще не существует. Всякий человек, конечно, верит, и всякий человек верит всегда с разной степенью напряженности, так сказать, этой веры. Человек, который называет себя верующим, он находится, вероятно, не в состоянии какого-то глобального сомнения по поводу того, что Бога вообще нет.

А.Крупинин: Нет, но сомнения относительно отдельных слов, отдельных положений...

Прот.А.Степанов: Да, чудес или еще чего-то такого... Я думаю, что вот эти колебания совершенно естественны для человека.

А.Крупинин: Это не говорит о том, что вот это значит, что ты просто уже стал неверующим?

Прот.А.Степанов: Конечно, нет, конечно, нет. Это зависит от наполненности нас Духом. Если мы наполнены духовным, ощущаем это как полноту жизни, тогда все, что написано в Евангелии, все, что мы читаем по Библии, воспринимается, что это так и никак иначе быть не может. Ощущение абсолютной подлинности каждого слова. Но это действительно именно какие-то моменты какого-то вдохновения.

А.Крупинин: А бывает наоборот.

Прот.А.Степанов: А бывает наоборот, когда нам сложно молиться, нам надо себя очень понуждать, мы испытываем «окамененное нечувствие». И это нечувствие ко всему; мы воспринимаем и богослужение, и свою келейную молитву, и чтение духовное с некоторой сухостью, либо с каким-то безразличием. Не то что с неверием, а вот именно с безразличием. Это не живет в нас, наша душа не резонирует на то, что нам дает Церковь. Так что это зависит от нашего состояния...

А.Крупинин: Но мы не должны отчаиваться.

Прот.А.Степанов: Конечно, отчаиваться абсолютно не нужно, но нужно духовно трудиться. И этот духовный труд, конечно, будет умножать нашу веру

А.Крупинин: Тот же апостол Фома, с которого мы начали нашу передачу, который тоже сомневался, но Господь пришел к нему, и показал ему Свои раны, и он уже больше не сомневался. Мы должны надеяться, что и к нам Он придет.

Прот.А.Степанов: Конечно, ведь Господь и приходит-то второй раз к ученикам именно из-за Фомы, потому что он не поверил. Все остальные уже были Его, а вот Фома не поверил. И ради него Он приходит, и это, конечно, явление особенной любви Божьей к человеку, и Его снисхождение к этому состоянию сомнений.

А.Крупинин: Ну что же, спасибо, отец Александр, за очень интересную передачу, которая закончилась таким обнадеживающим словом, что не надо отчаиваться, и Господь придет и к нам, даже если мы будем сомневаться. Господь нас любит и будет с нами.

Прот.А.Степанов: Конечно, если мы Его ищем, если мы хотим быть с Ним, то Он никогда нас не оставит.

А.Крупинин: Всего доброго!

радиостанция "Град Петров"

НОВОМУЧЕНИКИ

Страницы

вторник, 16 апреля 2013 г.

прот Василий Борин и опыт эстафеты церковных поколений

http://dima-mixailov-archiv.blogspot.ru/2012/01/blog-post_13.html

о. ВАСИЛИЙ БОРИН (восп дух чада)

http://af0n.ru/Afon-palomnichestvo.Pravoslavnyj-SPb.ZHizn-otca-Vasiliya-Borina-1994-pravednika-ekzorcista-bezkrovnogo-muchenika-negodnogo-popa

СЛОВО СТАЛО СВОИМ

БИОГРАФИЯ протоиерея Василия (Борина)

ДОБАВКА от Паломника - О протоиерее Василии (Борине)

ТОЛЬКО МОЛИТВОЮ И ПОСТОМ.
ЧАСТЬ 2. ВАСК-НАРВА

Протоиерей Геннадий Беловолов

Как отец Василий Борин основывал монастырь на приходе

На рубеже двух миров

Крылов Алексий Сергеевич

Биография

О вере и неверии

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Страницы

вторник, 16 апреля 2013 г.

прот Василий Борин и опыт эстафеты церковных поколений

http://dima-mixailov-archiv.blogspot.ru/2012/01/blog-post_13.html

о. ВАСИЛИЙ БОРИН (восп дух чада)

http://af0n.ru/Afon-palomnichestvo.Pravoslavnyj-SPb.ZHizn-otca-Vasiliya-Borina-1994-pravednika-ekzorcista-bezkrovnogo-muchenika-negodnogo-popa

СЛОВО СТАЛО СВОИМ

БИОГРАФИЯ протоиерея Василия (Борина)

ДОБАВКА от Паломника - О протоиерее Василии (Борине)

ТОЛЬКО МОЛИТВОЮ И ПОСТОМ.ЧАСТЬ 2. ВАСК-НАРВА

Протоиерей Геннадий Беловолов

Как отец Василий Борин основывал монастырь на приходе

На рубеже двух миров

Крылов Алексий Сергеевич

Биография

О вере и неверии

Комментариев нет:

Отправить комментарий

вторник, 16 апреля 2013 г.

ТОЛЬКО МОЛИТВОЮ И ПОСТОМ.
ЧАСТЬ 2. ВАСК-НАРВА